Из большого количества вечерних курсов — а их в этом году возникло немало — есть вечерние курсы с числом рабочих, например, 840, 640 человек. Рабочих университетов насчитывают четыре: Рогожско-Симоновский, Замоскворецкий, при 2-м МГУ и РУОР (Рабочий университет Октябрьской революции), где условия приема строже и курс менее общеобразовательный.

Но, мне кажется, не в вывеске, не в названии дело, и не к чему стремиться особо строго отделять рабочий университет от рабочих курсов. Иногда рабочие курсы для своего района получают большее значение, чем рабочий университет.

Одно из интереснейших явлений этого страстного порыва рабочего класса к самообразованию, к знанию — это приспособление для цели рабочего самообразования вузов.

Не все вузы одинаково охотно идут на это. Администрация Вхутемаса [35] , например, разрешила устроить при Вхутемасе для рабочих только школу десятников, тогда как сами-то рабочие хотели бы использовать Вхутемас с общеобразовательными целями.

Профессура и студенчество некоторых из вузов пошли навстречу рабочим. Приспособлено, например, для занятий с рабочими Высшее техническое училище. На рабочие курсы ходят больше 500 человек — рабочие и работницы с фабрик Бауманского района. Учит профессура вуза, оплачиваемая весьма скудно, ей усердно помогает студенчество, работающее бесплатно: при каждом профессоре два ассистента. Занятия происходят три раза в неделю от 7 до 11 час. вечера. Ходят очень усердно. Курсы общеобразовательные, но к ним присоединяются курсы: специального черчения, по электротехнике, механике, текстильному делу. Для рабочих открыты лаборатории Высшего технического училища. Рабочие с увлечением работают и потом несут на свои заводы приобретенные знания. У вуза образуется органическая связь с заводами района. У студентов растет понимание рабочего, умение работать с ним. Растет рабочий, растет красный спец.

Во 2-м МГУ уклон рабочего университета естественноисторический. И там рабочим открыты лаборатории, открыт для изучения великолепный Котсовский Дарвиновский музей [36] . Рабочие и работницы работают с увлечением.

Ни вечерние курсы, ни рабочий университет прав рабочим никаких не дают, никуда не готовят, дают только знания.

Пока каждые курсы, каждый университет имеют свою физиономию. Она определяется очень многими причинами. Зависит много от того, при вузе, рабфаке, совпартшколе или еще где возникают курсы, в чьем ведомстве они находятся, из кого подобрался состав учащихся. С другой стороны, рабочие настойчиво требуют, чтобы внимательно относились к их запросам.

Мне вспоминается «доброе» старое время — 90-е гг., Смоленские вечерне-воскресные классы в Питере за Невской заставой, в которых я тогда учительствовала. Мы, помнится, в 1895 г. прибегли к такому приему, чтобы пойти как можно ближе навстречу запросам рабочих. Выискали в «Положении» Технического общества параграф, что можно открывать курсы по отдельным предметам, и устроили такую историю. Наметили ряд курсов — по геометрии, по физике, по химии, по геологии, по жизни европейских народов, по географии России и пр. — и объявили по фабрикам и заводам: в такое-то воскресенье, в такие-то часы лекторы будут объяснять, чему они хотят учить; после этого будет открыта запись на отдельные курсы. Каждый может записываться куда захочет. Пришла масса рабочих. Несколько сот, сколько смогла вместить зала. Все лекторы очень старались, давая пробные уроки и объяснения, в чем будет содержание их предметов. Больше всего записалось на геометрию, которую, разрекламировал Я. П. Коробко, инженер Александровского завода, о котором рабочие знали, что он причастен к рабочему движению, и на географию (жизнь европейских народов), которую 3. П. Кржижановская, конечно, сумела тоже разрекламировать… Ни того ни другого лектора, однако, не утвердили…

Если тогда, тридцать лет тому назад, можно было находить пути выявления интересов рабочих, не суммарных, а детализированных, тем легче найти такие же пути теперь. Теперь можно создать такие формы самоуправления, такую тесную связь с заводами, так облегчить рабочим самоопределение, что выявить требования рабочих можно с большой точностью.

Движение только что начинается. На курсы, в рабочие университеты пока идут не все желающие рабочие, а лишь по командировкам парторганизаций (кстати сказать, на курсы идет не зеленая молодежь: 2-й МГУ постановил, например, комсомольцев не брать, а брать рабочих с большим стажем), профорганизаций, заводов. Попадает ничтожная часть, а учиться желает вся рабочая масса.

Сейчас не следует торопиться с выработкой какой-либо единообразной программы, которая лишила бы вечерние рабочие курсы и университеты их гибкости, приспособляемости к запросам рабочих. Пока надо лишь внимательно изучать омыт, помогать курсам и университетам избавляться от явных промашек и недочетов. Надо не навязывать рабочим университетам университетообразных уставов, а поработать над выработкой такого устава, при котором рабочие имели бы достаточно веский голос в вопросах программы, методов и пр., при котором поддерживалась бы тесная связь с предприятиями. Пока такого устава еще нет.

А самое главное — надо поддерживать начавшееся движение, помогать ему развернуться во всю ширь.

Не только в Москве видим мы это стихийно возникшее стремление рабочих к учебе. В Томске, Смоленске, Иваново-Вознесенске возникли аналогичные вечерние рабочие университеты. В Иваново-Вознесенске рабочего университета еще нет, пока вырабатывается лишь его устав, но рабочие сталкиваются со студенчеством. Студенты открыли платные курсы, куда валом повалили рабочие. У губкома сначала возникло сомнение, можно ли разрешить платные курсы, но закрыть стихийно возникшие курсы не дали бы рабочие. Они существуют и работают вовсю.

В 1920/21 г. устраиваемые отделами народного образования вечерние курсы быстро хирели, теперь другие времена. Вообще сейчас вся политпросветработа принимает другой размах. Она требует к себе сугубого внимания.

1926 г.

Ленин много говорил о просвещении, особенно после Октябрьской революции, когда власть перешла в руки рабочих и крестьян. Рабочие и крестьяне сбросили в октябре 1917 г. помещиков и капиталистов и решили построить новую, светлую жизнь, где бы не было эксплуатации, угнетения. Но мало хотеть — надо уметь. Поэтому Владимир Ильич не раз повторял, что в стране безграмотной этой светлой жизни (социализма) построить нельзя.