Шрифт:
— Простите, адмирал, а пофему же фы не на Котлине? — давясь, обжигаясь и косноязыча, ответил Любекер на колкость.
Анкерштерн улыбнулся, глотнул кофе.
— Увы, генерал, Котлин уже не просто остров, а неприступная крепость. Более того, там флот по меньшей мере вдвое больше моего. Мы, Георг, запоздали с приходом лет на пять. Русские так вросли в эти берега, что я не рискую предсказать результат нашей экспедиции.
Любекер только кивал головой, продолжая трудиться над обедом и не рискуя снова заговорить с набитым ртом: не хватало еще подавиться. Наконец он покончил со всем, что было принесено вестовым адмирала, запил большим бокалом вина и блаженно откинулся на спинку стула.
— Да-а, господин адмирал, у вас здесь рай. Вам можно позавидовать.
— Нет, Георг, завидовать нечему. Я, как и вы, не смог выполнить приказа короля и не ведаю, что за сим последует, хорошо, если просто отставка. А что, если… «Топор», — хотел сказать адмирал, но не решился искушать беса и судьбу.
Впрочем, Любекер понял недосказанную мысль. Он знал, в Швеции не принято было жалеть неудачников.
— Может быть, стоит попросить на помощь Левенгаупта, — сказал не очень уверенно Любекер, которого вдруг потянуло на сон.
— Вы что, генерал, с ума сошли?! Его корпус со дня на день должен пойти к королю. Именно там решается главная задача всей кампании. А нам с вами выпала незавидная роль — пытаться увлечь русских с главного театра.
— Сдается мне, что нам это не очень пока удается. У меня уже было несколько стычек с русскими, и из показаний пленных и захваченных документов я знаю точно, что с нами дерутся местные партии. Я ожидал прихода корпуса Боура, он тут рядом, под Дерптом, но, по сведениям лазутчиков, не собирается в Ингрию.
— А вы не допускаете мысли, генерал, что у Апраксина достаточно сил противустоять нам самостоятельно? А у Боура, видимо, другая задача — следить за Левенгауптом.
— Возможно, возможно, — согласился Любекер и не удержался от сладкой зевоты. — Черт побери, адмирал, в ваших райских кущах меня потянуло на сон.
— Это не от райских кущ, генерал, от мадеры, — сухо заметил Анкерштерн, опасаясь, как бы гость не напросился вздремнуть на его кровати. Именно поэтому он поднялся из-за стола, намекая на конец аудиенции, и сказал: — Я был рад нашей встрече, генерал. И обмену мнениями. Будем вместе бить врага, где его увидим.
— Ах, где ж его увидишь, адмирал. Русские боятся высунуть нос на поле брани, позасели в городах, огородились пушками. Дня три тому прихватили мы под Ямбургом их кавалерию во главе с бригадиром Фразером, так этот немец едва выскользнул. Если б не туман, я б от его отряда ни рожек ни ножек не оставил.
А в это время в Адмиралтействе в Петербурге Апраксин распекал незадачливого бригадира:
— Кто вам разрешил идти к Ямбургу, бригадир?
— Но я считал свой долг проявлял инциатив, — оправдывался Фразер.
— Хороша инициатива, едва не погубили всю нашу кавалерию. И потом, зачем вы уничтожили провиант под самым Петербургом?
— Чтоб не достался враг. Вы сами, адмирал, давал такой приказ.
— Верно, давал. Но где? В Ингрии, а не за огородами Петербурга. — Апраксин помолчал, пожевал недовольно вялыми губами и продолжал: — Я вам дам для связи своего офицера, господин бригадир, и попрошу его мнения не отвергать, ибо он моим гласом станет.
— Вы не доверяйт мне, господин адмирал, — обиделся Фразер.
— Если б я вам не доверял, Фразер, я бы немедленно отстранил вас от командования. Я просто даю вам помощника.
Лукавил Федор Матвеевич, лукавил. Была б его воля, он бы уже выгнал Фразера, но назначением высших офицеров ведал царь. И поэтому, едва Фразер покинул кабинет, адмирал тут же взялся за письмо к Петру. Описав свои подозрения и основания к ним, заключил так: «…Для того прошу, ваше величество, прислать в конницу доброго командира, и лучше из русских».
Затем Апраксин вызвал своего более способного адъютанта и сказал ему:
— Посылаю тебя, братец, к Фразеру. Будешь неотлучно при нем состоять и наш интерес блюсти. Где увидишь противное отчине нашей, немедленно шли донос мне. А коли точно узришь, что бригадир к неприятелю переметнуться умыслил, бери под караул его. И вот еще…
Адмирал притянул лист бумаги, написал на нем несколько строк, запечатал в конверт, приложив собственную печать. Вышел из-за стола, приблизился к адъютанту:
— О сем пакете ты да я ведаем. Более никому знать не должно.