Калитку открыла молодая женщина.

— Скажи, Надежда, мать еще не уехала в деревню? — спросил он.

— У меня. Гостит пока.

— Попроси ее, пусть посмотрит, кто это у меня в курятнике вылупился.

Оставив калитку открытой, женщина вернулась в дом и скоро вышла с высокой худой старухой. Они заспешили за ним к его дому.

Возле курятника молодая женщина засмеялась:

— Да ну вас, право. Я уж думала — крокодил какой вылупился. А это же цыплятки.

— Сам вижу, что не страусы. А кто? Петухи, куры? Вот вопрос.

Старуха нагнулась, держась рукой за поясницу. Андрей Данилович настороженно застыл.

— Да вот думаю, — сказала она, — те вон, четыре-то, кочеты, а две — курочки.

— Точно это? — нахмурился он.

— Дык ведь стара уж я стала, плохо вижу...

— А-а! — обрадовался Андрей Данилович. — Так бы сразу и сказали. Пять петухов здесь.

Старуха обиженно поджала губы:

— Ой, нет. Две-то точно курочки. А остальные, выходит, петухи.

Ехать ему надо было не на завод, а в горисполком — на совещание. Машину он не вызывал, а ехал в трамвае. Всю дорогу не шла из головы эта досадная промашка с цыплятами. Он злился. Вот еще навязалась забота: что он, заведующий птицефермой, что ли? Хорошо старухе: живет в деревне, и куры для нее не забава, не декорация для двора, а жизненная необходимость. Вот и разглядела сразу, что к чему, хотя и подслеповата. Встает небось у себя дома рано, относит в курятник вареные картофельные очистки, размоченные корки хлеба, кормит кур, а потом возвращается в дом, берет подойник и идет доить корову; несмотря на старость, на боль в пояснице, днем еще и для колхоза поработает, позднее прополет в огороде грядки, а к вечеру затеет стирку, да не в стиральной машине, а в корыте — взобьет там пышным снежным сугробом мыльную пену, упрет в плоский живот стиральную доску и будет с силой жулькать белье по ее оцинкованным ребрам. И руки у ней, как у его матери, длинные, синеватые от набухших вен, с узловатыми пальцами.

В горисполкоме он сидел в душном зале и с напряжением вслушивался, о чем говорят люди. Кое-что слышал, но многое и пропускал: мысленно он возвращался то к этим дурацким цыплятам, то к старухе, почему-то все представляя, как она жулькает в корыте белье, то думал о сыне, который вернулся домой под утро, воровато пробрался в комнату и скоренько улегся под одеяло.

После совещания Василий Павлович Худобин спросил:

— Ты не заболел ли, случайно? Что-то вид у тебя не того...

— Здоров я, — отмахнулся он. — Здоров.

В городе с утра стояла жара, улицы, машины на них, троллейбусы — все было белым от зноя. Солнца в слюдянисто слоящемся, затянутом маревом небе разглядеть было трудно: оно проглядывалось размытой магмой или расплавленным в мартеновской печи металлом. Дома нагрелись, от них так и веяло жарой... Потоптавшись у горисполкома, Андрей Данилович решил на завод не ехать, срочных дел там не предвиделось, а сходить и посмотреть, как строится тот экспериментальный дом. Зачем — он и сам не знал. Никто дома, разве что вот сын в саду, о переезде больше не заговаривал, никаких заявлений они никуда не подавали, но почему-то потянуло его на стройку, и все.

Кран на строительной площадке, позванивая, легко поднимал с земли штабеля белых кирпичей уже на уровень пятого этажа; каменщики поспешно, словно боясь обжечь пальцы, хватали кирпичи, бросали на слой раствора, ловко выравнивали их и постукивали по кирпичам рукоятками мастерков.

Не останавливаясь у забора, Андрей Данилович обогнул дом по твердой изрытой земле. Возле проема будущего подъезда стоял молодой рабочий в спецовке и с серыми засохшими каплями раствора на носу и щеках; подойдя к нему, Андрей Данилович спросил:

— Здесь работаешь?

Тот внимательно посмотрел на него, затем оглянулся по сторонам, покосился на кран и только после этого ответил:

— Допустим — здесь. А что?

— Так... Квартиру в этом доме дают, вот и пришел посмотреть.

— А-а... Глядите, глядите, — снисходительно ответил рабочий, снял с руки большие рукавицы и похлопал ими, вздымая пыль. — Закурить не найдется? Бежать в магазин некогда, машина тут одна должна подойти...

Андрей Данилович ответил:

— Не курю.

Рабочий посмотрел на него почему-то с большей заинтересованностью.

— Бросили?

— Никогда не курил.

— А-а... Вам легче. На каком этаже квартиру дают? Покажите. Отделаем, как конфетку.

— Точно еще не знаю, — отговорился Андрей Данилович.

— Ничего. Здесь все квартиры будут хорошие.

— Интересно, а с материалами у вас как? — спросил он рабочего.

— Всяко. Но в общем — не жалуемся. Хватает.

— А горячую воду сразу подведут? Газ? Или наканителишься?

— Все сразу, понятно, — и газ и ванна тебе... Грей кости хоть каждый день.

— Значит, сразу? Но в срок-то, поди, не уложитесь?

— Почему это не уложимся? Будь спок, папаша, не волнуйся: все будет в норме. — И с гордостью добавил: — Пока идем с опережением графика.

Андрей Данилович кивнул:

— Раз так, то ладно.

Он ушел со строительной площадки и побрел по улицам куда глаза глядят, но сознательно в другую сторону от сада, от школы, где во время войны находился госпиталь. Перегретый асфальт тротуаров мягко утопал под подошвами туфель.