– Как любезно, – сказал он саркастически.

– Да, – отпарировала она, – любезно!.. Постой-постой, что ты за пастух, что такое слово знаешь? Это тебя овцы научили?

– Овцы, – подтвердил он. – У нас были тцарские овцы. Высокопородные.

– А-а, – протянула она, – а то иногда в тебе что-то проскальзывает странное. А ты, оказывается, не простых овец пас…

– И продолжаю пасти, – подтвердил он. – Ага, вот именно… Пойдем-пойдем, не останавливайся. Вон хорошая гостиница, там и переночуем. Могу подвезти.

Она представила, как снова ее прижмет к его широкой груди, теплое чувство коснулось сердца, но подумала, что сам ради такого расстояния в седло подниматься не станет, посадит ее одну, а коня поведет под уздцы.

– Нет, – возразила она. – Если устал, садись. А мне и пешком нетрудно.

Гостиница расположилась в большом каменном доме, первый этаж отдан под корчму, кухню и склады, а два верхних – под жилые комнаты.

Ютланд сперва устроил коня и хорта, конюшня добротная, молчаливые парни за конями смотрят хорошо, чувствуется, что любят их больше, чем людей, вышел оттуда во двор, где ждет, нетерпеливо притопывая задней лапкой, эта самая капризная прынцесса.

– И собачку? – спросила она ядовито.

– И собачку, – ответил он. – Теперь можно и тебя.

Она запнулась, стараясь сообразить, что у него сперва идет: самое важное или самое неважное, но решила наконец, что главное он оставил на конец, иначе придется на него напасть с обвинениями, защищая свое попранное достоинство, но есть так хочется, что спорить рискованно.

Из корчмы валят ароматы похлебки, вина, браги, жареного мяса, доносятся громкие мужские голоса, а когда Ютланд открыл дверь, оба увидели низкий потолок, почти скрытый сизым дымом, а под ним с десяток столов, почти все заняты дюжим широкоплечим народом.

Мелизенда подумала, что в корчме народ почему-то всегда крупнее, чем на улице, но тут же, как достойная дочь думающих родителей, нашла решение: горожане обедают дома, а в корчме только приезжие: пастухи, контрабандисты, прибывшие издалека торговцы, а в дальние дороги рискуют отправляться только крупные, сильные и отважные.

Ютланд молча провел ее к свободному столу. На них никто не обратил внимания, он сперва усадил Мелизенду, чему она несказанно изумилась, сел напротив.

Молодой парень в фартуке вырос возле стола.

– Поесть?

– Да, – ответил Ютланд коротко. – Двоим.

– Есть чем платить?

Ютланд показал золотую монету.

– Как видишь.

– Все будет сделано… господин.

Он торопливо удалился, Мелизенда с любопытством осматривалась, со всех сторон стук ножей и ложек, громкие голоса, смех, грубые шуточки, хлопки по спинам, бульканье разливаемого по чашам вина.

Ютланд искоса поглядывал на красивую молодую женщину с хищным лицом, она свободно расположилась за соседним столом с тремя хорошо одетыми мужчинами, у которых под накидками просматриваются добротные доспехи. Она выделяется той броской красотой, что заставляет собой любоваться издали, но подойти и заговорить с такой не всякий осмелится, в ее глазах нет девичьей робости, застенчивости, смотрит прямо и открыто, у нее открыты плечи, бедра и верхняя часть полной груди, но ничего общего с теми женщинами, что подобными ухищрениями добиваются мужского внимания, по этой сразу видно – воин, сильный и умелый, огромная редкость, когда женщина умеет сражаться, и в то же время остается женщиной, более того, продолжает расцветать и наливаться пугающей громовой красотой.

Судя по разговору, это Пухочка, дочь знатного бера. Если кому сказать, что раньше она была изнеженной и хрупкой, кто поверит, если сейчас вихрем носится по Лихим землям, с одинаковой яростью убивая артан и дивов, все мечтает найти живым или мертвым жениха, в поисках которого и взяла в руки оружие?

Когда при ее имени стали вздрагивать враги, а друзья ликовать – она достигла звания Великого Воина, но не остановилась даже на час для торжественного пира. Все еще остается шанс отыскать того, с кем когда-то обменялись кольцами и назвали друг друга женихом и невестой.

Она перехватила взгляд Ютланда, но равнодушно посмотрела мимо, длинные черные волосы блестят в лучах падающего из окна солнца, в глазах печаль…

В зал зашел высокий худой парень, с порога запел что-то о любви, Ютланд поморщился, однако Мелизенда слушала бродячего певца с широко раскрытыми глазами и распахнутым ртом.

Ютланд с изумлением увидел, как в ее чистых глазах заблестели слезы, наполнили там запруду, прорвали и побежали по щекам крупными блестящими жемчужинами, оставляя мокрые следы.

Ему показалось, что и Пухочка заметила, сперва в недоумении вскинула брови, затем нахмурилась и отвернулась.

Еды им принесли столько, что Мелизенда решила отнести половину хорту, однако свой аппетит недооценила: когда они с Ютландом отвалились от стола, на блюде оставались только обглоданные косточки.

– Это собачке, – сказала она.

Ютланд изумился:

– Ты о ней еще помнишь?

– Грубый ты, – ответила она. – Бесчувственный.

На выходе из зала их встретил хозяин, здоровенный мужик с широким шрамом на щеке, Ютланд велел приготовить им отдельную комнату, обязательно чистую, и спокойно отдал золотую монету.