Шрифт:
А вот о худшем думать совсем не хотелось.
Из моих карманов при обыске вытащили все, кроме таблеток – небольшая упаковка нитроглицерина осталась в заднем кармане брюк. Иногда после побоев сердце прихватывало; дрожащими пальцами я выковыривал крохотную таблетку и закидывал ее в рот. Отпускало, но спасительного снадобья оставалось немного.
Спать не давали: плечистые ребята появлялись в келье каждый час. После десятиминутной обработки поили из фляжки водой и молча удалялись, оставив включенным свет. Так продолжалось несколько суток. Впрочем, счет времени я скоро потерял.
Седовласый мужик тоже навещал регулярно и задавал одни и те же вопросы. Хотя некое разнообразие в монологи все же привносил: пару раз, останавливаясь в дверях, цедил: «Будешь упрямиться – исчезнешь без следа. Закопают в подвале этого цеха, и никто никогда о твоей смерти не узнает…»
Утерев рукавом ветровки кровь, стекающую из разбитого носа, сажусь, прислоняюсь к стене… Из-за двери доносятся уже не сдавленные стоны, а крики Ильи. Словно, из него тянут жилы.
«Черт. У Илюхи серьезные проблемы с желудком. Язва и еще что-то… – с горечью подумалось мне. – А эти уроды в первую очередь метят по требухе. Суки!»
Приблизительно на пятый день в келью решительно входит седой мужик и швыряет одежду Супруна. Футболка с джинсами насквозь пропитаны кровью.
– Я не силен в медицине, но, по-моему, у твоего друга открылась язва – вторые сутки изо рта хлещет кровь, – извещает он с холодной усмешкой. И, пожав плечами, добавляет: – Своим тупым молчанием ты оказываешь ему медвежью услугу. При таком раскладе он не протянет и суток. Подумай.
Поднимаюсь. Действительно, пора подумать о друге.
– Наручники сними. Задолбался уже член из трусов двумя руками доставать.
Мужчина бросает подручному ключ, тот проворно снимает «браслеты».
Усмехаюсь, разминая затекшие плечи:
– Сколько добрых и полезных дел можно совершить под угрозой простого шантажа!
– Если бы ты не упрямился, мы давно бы договорились.
Осторожно трогаю разбитые губы.
– Дай мне слово, что сразу отвезешь Супруна в больницу.
– Обещаю, – кивает седой мужик.
– Тогда слушай…
Глава шестая
Краснодарский край, станица Северская
23 июля
Я говорю тихо, но торопливо и четко, чтоб товарищу как можно скорее оказали медицинскую помощь.
А потом происходит то, чего я не мог представить даже во сне.
Стоило произнести звание и фамилию Баркова, как дверь открывается и в келью заходит сам Станислав.
Я буквально теряю дар речи, а он подходит вплотную и мрачно произносит:
– Извини, но проверку ты не прошел.
– Проверку?! – изумленно переспрашиваю я.
– Да. Это была обычная проверка. И не более, – подтверждает он и, обернувшись, приказывает: – Приведите второго.
В коридоре слышатся шаги. В дверном проеме появляется Илья – живой и невредимый – без единого следа от побоев. Вздохнув, он виновато разводит руками.
Я в отчаянии.
Полковник обходит вокруг меня.
– Поначалу ты неплохо держался. Но стоило применить несложный психологический прием, и ты сломался. Извини, дружище. Мне нужны люди, способные выполнить задание, невзирая ни на что. Не знающие ни эмоций, ни жалости, ни прочих душевных слабостей.
На минуту в келье повисает тишина.
– И что же теперь? – спрашиваю Баркова.
– Ничего. У входа в цех стоит бежевая «шестерка». Мы успели ее восстановить; документы оформлены на тебя и лежат в бардачке. Там же находятся все твои вещи: телефон, паспорт, права, бумажник… И небольшая сумма денег. Увы, Аркадий, это все, что я могу предложить.
– А как быть с Ильей?
Станислав переглядывается с седым мужчиной.
Тот пожимает плечами:
– Пусть где-нибудь отсидится, а мы за недельку попробуем сделать паспорт на другое имя. Но потом он обязан исчезнуть из Краснодарского края.
– Такой вариант устраивает?
– Куда ж деваться – устраивает, – отвечает Супрун.
– Значит, договорились. Как только будет готов паспорт – позвоню. И последняя просьба: забудьте навсегда о нас и обо всем, что произошло. Это необходимо для вашей же безопасности.
От быстротечности сменявшихся событий я даже забываю спросить, где находилась эта чертова промзона. Уже усевшись в легковушку и вырулив за ворота, прихожу в себя – верчу головой. Но по обе стороны от узкой асфальтовой дороги стелется только густой лес.