Она выдохнула, отбрасывая волосы.

– Вздор и чепуха, – пробормотала она, продолжая повторять мнение Мердока о всей этой жути, будто три слова были мантрой.

– Совершенная чушь, – добавила она, позаимствовав фразу у вечно недовольной мегеры, жившей на углу Керн Авеню.

У маленькой женщины ростом не выше пяти футов, с острым языком и свирепым взглядом имелись короткие язвительные замечания для всего, что находилось под этим небом.

Но меткие колкости Мары не произвели впечатления на ее призрачного горца.

Тем более, не запугали.

Ничуть. Его сильная сущность продолжала циркулировать вокруг нее. Волнующая и высокомерная, понимающая, что трепещет каждый ее нерв, проникающая сквозь ее щиты и барьеры. Заставляющая ее поверить.

Кстати, когда он превратился в еепризрачного горца?

Не желая разбираться, она всмотрелась в пространство между деревьями, готовясь к худшему. Судя по его прошлым выходкам, он вполне мог стоять, прислонясь к стволу тиса, сложив руки на груди и впившись в нее взглядом.

Будучи невидимым, конечно.

С прошлой ночи она знала, что он мог находиться где угодно.

Делать что угодно. Даже соблазнить ее.

Рассмотреть ее прямо через одежду.

– О боже, я зациклилась на этом, – прошептала она, огибая губчатые участки мха. – Меня преследует призрак.

Дьявольски сексуальный призрак.

Она застонала, зажав нижнюю губу между зубами, ускоряя шаг. Пока она будет просто ощущать его присутствие, не слыша за спиной его шагов, не видя внезапной вспышки движущейся стали, образующей дугу в тумане, с ней все будет в порядке.

Она надеялась на это.

И была решительно настроена доказать это. Она глубоко вдохнула острый воздух. Свежий воздух Хайленда был напоен ароматами леса, влажной земли и папоротника. Таким обычным утром богатые, пряные запахи должны были доставить ей большое удовольствие.

Но этого не случилось, и стремительное продвижение сквозь мрачную тисовую рощу тоже не способствовало этому.

Так же как и знание, что окружавшие ее деревья жили больше тысячи лет.

При этой мысли во рту у нее пересохло.

Тисы были огромными, как Рэйвенскрэйг, они, несомненно, росли здесь во времена оловянного солдатика, и возможно, даже стали свидетелями его предательства. Стояли, когда он промчался по этой самой дорожке в темноте ночи со знаменитым Гелиотропом Далриады, надежно запрятанном в мешочке у пояса.

Оловянный солдатик, вот уж, в самом деле.

Именно так и есть!

Она вздрогнула, кутаясь в куртку от порыва пронесшегося мимо нее ледяного ветра.

Вместе с ветром, казалось, и роща подкрадывалась к ней, становилась все темнее и непрогляднее с каждым ее шагом. Даже устье скрылось из виду, и от его внезапного исчезновения ей стало не по себе среди нависших тисовых ветвей.

Смущало и то, что некоторые деревья казались полыми, и их пустые внутренности были заполнены чернотой. Темные тени требовали исследования.

Но не теперь.

– Н-е-е-ет, спасибо, – отказалась она, поспешно двигаясь вперед.

На ум пришел Томас-Рифмач. [24] Великий мистик тринадцатого столетия предположительно заснул в полости такого же тиса, растущего в похожей роще в окрестностях Инвернесса, дожидаясь своего возрождения. Если подобное укрытие было достаточно хорошим для него, то и ненавидящий Макдугаллов призрак не постыдился бы использовать пустое дерево для своих собственных дурных целей.

И он не спал.

Он шпионил за ней. Замышлял свой следующий ход или возможно даже смеялся над ней.

Находясь в уверенности, что не оценила бы такого юмора, Мара оглядывалась вокруг, изучая древние искривленные деревья и жалея о своем богатом воображении.

Где находятся эти конюшни?

Она почти бежала, едва не оступаясь, и споткнувшись о корень, замахала руками по воздуху. Когда ей удалось выпрямиться, она проворчала:

– Здесь поработал дьявол.

Это была еще одна из язвительных насмешек сварливой ведьмы с Керн Авеню.

Если бы у нее имелся хотя бы наперсток яда той карги. Вместо этого она уперлась рукой в бедро, с трудом дыша. Вокруг нее носился холодный ветер, волосы разметались в разные стороны, ледяные порывы пронзали ее сквозь одежду. Почти как невидимые руки, пытавшиеся раздеть ее, пока она не останется стоять обнаженной и дрожащей на тропинке среди торфяника.

Мысль придала ей сил, и она выпрямила спину.

– Ты не испугаешь меня, – поклялась она, подняв подбородок, когда ветер ослаб. – И ты никогда не увидишь меня голой!