На четвертый день после отплытия с Ксолкаса Страси заглянула в кубрик в поисках какогонибудь бедолаги, которого она могла бы мучить, и обнаружила меня. Я лежал в своем гамаке и, как младенец в люльке, бормотал: «Бабаба, мамама, татата…»

– Нука, нука, что это тут у нас? – заинтересованно протянула она. – Не помню, чтобы видела тебя раньше.

Я вылез из гамака и молча встал перед ней, потупив глаза.

– И почему же я не видела тебя раньше?

Я выдавил из себя несколько придушенных звуков, с ужасом вспоминая, что лишен способности расправить крылья и улететь…

Страси улыбнулась, явно решив, что я слишком перепуган, чтобы говорить. Она сделала шаг вперед и коснулась моего подбородка, вонзив в него ногти.

– Ах, хорошенькая мордашка, можешь меня не бояться. Не поразвлечься ли нам, а? – Потом ее взгляд скользнул вниз, и она насмешливо добавила: – Кажется, не получится. Ты немного не дорос снизу, не так ли? Есть ли вообще у тебя чтото под штанами, тощий красавчик? Не снять ли их тебе вообще, чтобы я могла посмотреть?

Я чуял принуждение… чуял ее вожделение, любопытство, аппетит. И я знал, что должен делать то, что она говорит, иначе она поймет, что ее магия на меня не действует. Я развязал завязки штанов и спустил их. Ее издевательство не просто смутило меня, оно было глубоко унизительно.

– Сиргоспожа, он у нас дурачок. – Никогда еще я не был так рад слышать голос капитана. Я рискнул бросить взгляд в сторону и увидел его силуэт в дверях. Я предположил, что он заметил Страси, когда она направилась вниз, и пошел следом. – Боюсь, он ни на что не годится. – Небрежным тоном он добавил: – Недоразвит не только в одном смысле.

Взгляд Страси скользнул по моему проявившему полное равнодушие телу.

– Да, я вижу.

– Я нанял этого никчемного парня юнгой, только от него не оказалось никакого проку. Кожа у него легко обгорает, он никак не может загореть, так что мы поручили ему работу в трюме или уборку палубы по ночам. Говорить он не умеет, хотя команды понимает. Мы зовем его Головастиком.

Страси засмеялась, и в ее смехе проскользнуло злорадство.

– Да, я понимаю почему. – Она на мгновение задумалась, потом сказала: – Госпоже Лиссал нужен личный слуга.

Она жаловалась… – Страси захлопала в ладоши. – А этот… почему бы и нет? Головастик, ты станешь горничной Девы Замка с Цирказе. Пойдем со мной! – Я подтянул штаны, и она потащила меня за собой. Через минуту мы были в каюте, которая когдато принадлежала капитану и где теперь располагалась Лиссал; я в первый раз, с тех пор как стал человеком, столкнулся с ней лицом к лицу.

– Посмотри! – воскликнула Страси. – Я коекого для тебя нашла! Разве он не забавный? Из него получится замечательный слуга.

Лиссал стояла у створчатого окна на корме и обернулась не сразу. На меня она посмотрела мельком. Я не мог разглядеть ее лица изза тумана дунмагии.

– Он больше похож на замечательного шута. Кажется, не слишком сообразительный парень, – заметила она. – Но не важно, он подойдет. Оставь нас, Страси.

Отсутствие энтузиазма со стороны Лиссал явно разочаровало Страси. Она надула губы.

– Он немой, – сказала она, выходя из каюты. – Но не глухой.

– Хорошо. – Лиссал подошла ко мне.

Я поднял ногу и попытался почесать шею – была раньше у меня такая нервная привычка. Сразу же потеряв равновесие, я опомнился и опустил ногу. Я почувствовал, что Лиссал пристально смотрит на меня, но изза дымки дунмагии не смог заглянуть ей в глаза. «Она узнает меня, – подумал я. – Конечно, она узнает меня. Как может быть иначе? Мы же любили друг друга!»

Однако она заговорила таким же тоном, каким говорила со Страси.

– Ты будешь делать все, что я велю, не задавая вопросов, – сказала Лиссал. Я почуял магическое принуждение.

Это причинило мне более сильную боль, чем я считал возможным. Флейм не узнала меня… а Лиссал пыталась превратить в раба, сделать еще одной марионеткой на веревочке, танцующей под ее дудку. Так она по крайней мере думала.

– Ты ничем не причинишь мне вреда и всегда первым делом будешь думать о моих удобствах. Это понятно?

Я кивнул. Я оставался неподвижным, мучаясь нерешительностью. Мортред был мертв. Может быть, Флейм уже начала разрушать ту темницу, которую он для нее создал. Может быть, я мог открыться ей и мы стали бы бороться вместе. Я мог схватить клочок пергамента и написать все… сообщить ей, кто я такой.

И все же я не замечал ничего, что говорило бы о том, что она избавляется от заклятия. Выражение ее лица – насколько я мог разглядеть – было замкнутым, голос безразличным. «Глупец ты, – говорил я себе, пытаясь сделать боль переносимой, – это не Флейм. Перед тобой злая колдунья. Если ты об этом забудешь, то погибнешь. Будь терпелив, Руарт, будь терпелив».

Лиссал описала мне все, что я должен буду делать; большую часть этого я уже знал: я знал, какой чай она любит по утрам и какой должна быть ее ванна, знал ее любимые блюда. В былые времена было очень мало такого, чего я не знал бы о Флейм Виндрайдер.