– Твоих рук дело? – цинично спросил я Лиссал.

Ответ я, конечно, знал. Утром на меня обрушилось зловоние дунмагии, а весь дворец светился багровыми всполохами. Моей первой мыслью было: «Клянусь перьями и пухом, что ты, Лиссал, наделала…»

Это мне стало известно, как только я встал. Помимо новостей о двоих обладающих Взглядом, которые, как считали, покончили с собой, прыгнув в Ушат, обнаружилась еще одна: властитель Роласс Триган и его ближайшие советники были опутаны полосами красной магии, и властитель глядел на Лиссал, словно зачарованный ею. К концу того дня он распорядился, чтобы их бракосочетание было назначено на конец недели.

Еще до свадьбы Лиссал приготовила мне новое унижение.

– Сила силва почти покинула меня, – объявила она мне вечером перед очередным пиром. – Я могу пользоваться дунмагией для сохранения иллюзии собственной татуировки, но на расстоянии мне делать это трудно – дунмагия для этого не предназначена. – Я потеребил мочку уха. – Вот именно. Когда меня нет рядом, татуировка у тебя на мочке исчезает. Я хочу, чтобы ты отправился к местному гхемфу и получил настоящий знак гражданства Цирказе.

Я вытаращил на нее глаза:

– Настоящий? Ни один гхемф этого не сделает – ты же знаешь!

– Настоящий, – повторила Лиссал и помахала пачкой бумаг. – Здесь все, что нужно: свидетельства о рождении и о гражданстве, заверенные послом Цирказе на Брете.

– Ты заколдовала посла?

– Вовсе нет. Я просто объяснила ему – потребовав держать все в секрете, на что он охотно согласился, – что ты был птицейдастелцем. Не мог же он усомниться в словах наследницы престола! По закону ты, не будучи полукровкой и лишившись собственного архипелага, имеешь право на гражданство тех островов, на которых родился. Посол составил бумаги и подписал их, а дворцовый нотариус заверил их как принадлежащие тебе, моему конюшему.

Я взял у нее бумаги и пролистал их. Тут обнаружилось последнее издевательство Лиссал: мое имя значилось как Головастик Паучьиножки. Я швырнул бумаги Лиссал.

– Ты хочешь одним ударом лишить меня и наследия предков, и имени? Не выйдет! Я этого не сделаю!

– О, я тебя заставлю, – протянула она.

– Но зачем? Теперь же это не имеет значения: властитель признал тебя Девой Замка, а меня твоим конюшим…

Лиссал пожала плечами:

– Может быть, мне нужно доказательство моей власти над Руартом Виндрайдером. Я получу такое извращенное удовольствие!

Я затряс головой. Гнев лишил меня способности говорить, и я попытался встопорщить перья, которых у меня больше не было. Мне удалось добиться только того, что волосы у меня на голове встали дыбом, что весьма позабавило Лиссал. Я заставил себя успокоиться.

– Нет, – сказал я, – злая колдунья, которая живет в тебе, еще не победила. Она победит, только когда ты сумеешь заставить себя попробовать меня убить. Тогда я буду знать, что от Флейм, которую я знал, ничего не осталось. До тех пор победа не за тобой.

Лиссал пристально посмотрела на меня, но в конце концов первой отвела глаза и пожала плечами, словно мои слова ничего для нее не значили.

– Завтра же отправляйся к городскому гхемфу, Головастик. Если ты этого не сделаешь, я прикажу своей горничной выпрыгнуть из окна в Ушат. Тебе понятно? – Она собрала раскиданные бумаги и снова протянула мне.

На этот раз я их взял.

День, который все для меня изменил? Да, начался он с Джесенды. Проснувшись тем утром, я не мог думать ни о чем, кроме возможности провести с ней целый день. Умение Джесенды управлять каноэ настолько улучшилось, что я предложил ей более интересную прогулку: на волне отлива удалиться от Ступицы на пару миль, выйти на берег, дождаться дневного прилива и с его волной вернуться обратно. Я все тщательно спланировал. Я выбрал день, на который приходился прилив Мерланг, который я всегда считал самым легким для пловца, даже более легким, чем маленький Гольян, и договорился о том, что мы дождемся его в отдельном номере гостиницы на берегу залива. Джесенда отправила туда своего личного возницу со сменной одеждой для нас.

Я беспокоился о том, что она может потерять волну по пути из Ступицы – она никогда раньше так далеко не забиралась, – но тревожился я напрасно. Она даже стояла на колене в каноэ не все время, потому что использовала чары силва, чтобы придать суденышку дополнительную устойчивость. Такое достижение заставляло ее победно улыбаться, и никогда еще не казалась она мне столь желанной.

Мы оставили свои каноэ на берегу и с радостью обнаружили, что возница – мрачный человек вдвое старше меня по имени Хатерби – уже ждет нас с плащами и башмаками. Немного приукрасив себя иллюзией, мы, входя в гостиницу, выглядели вполне респектабельно. Джесенда отправилась в нашу комнату переодеваться, а мы с Хатерби остались ждать ее в общем зале. Я угостил Хатерби кружкой пива, но это, похоже, не улучшило его настроения.

– Сирсилв, – сказал он мне, качая головой, – ты бы лучше действовал осмотрительно.

– Ты хочешь сказать, что сирсоветник Датрик рассердится, если узнает о нашей затее? Он разрешил своей благородной дочери кататься на каноэ. – Правда, сам я лично с ним об этом не говорил, но я знал, что он наверняка следит за всем, что мы делаем. Кроме того, Джесенда заверила меня, что заранее предупредила его о нашей прогулке. Может быть, я и удивлялся его снисходительности, но гнева не боялся.

Хатерби посмотрел на меня с жалостью, словно удивляясь, как ктото может быть так глуп. Я смущенно заерзал на стуле.