– Расскажи мне о Дэйле. Он тоже любит карты?

– Нет, и женщин не любит. – Она подмигнула Отэм. – Вы понимаете, что я имею в виду.

– Он голубой? – спросила Отэм, раскрыв глаза от изумления.

– Не знаю, насколько он там голубой, но он странный, как трехдолларовая бумажка. Время от времени он появляется с женщинами, только это для отвода глаз – приказ мистера Дугласа. Он может иметь своих чудных зазноб, лишь чтобы все было шито-крыто.

Отэм расхохоталась, повернулась и крепко обняла Дэйзи. В эту минуту в комнату вошел Дуглас и, увидев эту сцену, озабоченно нахмурился:

– Дэйзи, когда она будет готова? Люди уже начали собираться.

– А вот торопить меня совершенно незачем, большой мальчик.

Дуглас посмотрел на волосы Отэм и отстранил Дэйзи:

– Думаю, будет лучше, если Отэм сама причешется. И держись подальше от бутылки. От тебя несет, как от самогонного аппарата!

– Кому и знать, как не вам. – Прежде чем уйти, Дэйзи наклонилась и прошептала: – Ни полслова о том, что я рассказала. А то этот старый говнюк убьет меня, если узнает, что я сплетничала.

Отэм кивнула, взяла щетку и начала причесываться.

– Буду готова буквально через секунду.

Дуглас встретился с ней глазами в зеркале.

– Я хочу, чтобы сегодня ты была хорошей девочкой. Здесь не Сан-Франциско, и ты не в баре. Ты миссис Дуглас Осборн, хозяйка Дома Осборнов. Я бы не хотел, чтобы ты посылала кого-нибудь к едрене матери только из-за того, что тебе не понравились его слова.

– Кто? Я? Никогда. Между прочим, я пригласила Боба Проктора. Мне хотелось, чтобы кто-нибудь из присутствующих был на моей стороне.

– Ты что, нервничаешь из-за встречи с семьей?

– Что мне нервничать? Сомневаюсь, что ты выгонишь меня, если они не одобрят твой выбор.

– Ты чертовски самоуверенна, женщина. Тебе кажется, что ты меня уже оплела и спеленала по рукам и ногам, не так ли?

Она улыбнулась его отражению в зеркале.

– А разве не так?

Он усмехнулся и достал из нагрудного кармана серую бархатную коробочку.

– Мне бы хотелось, чтобы сегодня ты надела это. Семейное наследие. Я не могу его тебе отдать, но пользоваться – пользуйся. Этот кулон носили жены всех Осборнов. Когда-нибудь его будет носить жена Брайана – если парень остепенится и найдет себе жену.

Дуглас вынул из футляра рубин размером с перепелиное яйцо и надел ей на шею. Камень лег в ложбинку на ее груди – сгусток темно-красного вина на светлой коже.

Отэм дотронулась до драгоценности пальцем.

– Какой красивый, – прошептала она искренно.

Дуглас осмотрел ее, и в глазах у него читалось одобрение.

– Ты высокая, Отэм, у тебя гордая осанка. Этот камень на тебе хорошо смотрится. Эдит была маленькой. На ней рубин выглядел смешно. – Он взял Отэм за руку и повел к двери. – Пошли, а то опоздаем на свой собственный прием.

– Пожалуй, – сказала она, усмехнувшись. – Мне не терпится познакомиться с твоей семьей. Я так много слышала о них, что просто сгораю от любопытства.

– Так, – произнес Дуглас и поднял бровь. – И что же это должно значить?

Она улыбнулась:

– Только то, что они очень интересные люди, весьма и весьма многогранные.

Глава 26

«Четыре горошины в стручке», – подумала Отэм, увидев братьев Осборнов. Все четверо мужчин были высокими, голубоглазыми, с седеющими светлыми волосами. Однако очень скоро она поняла, что между ними были и глубокие различия.

Джордж не переставая играл на публику; будучи отъявленным хвастуном, он походил на политика гораздо больше, нежели Хомер. У Джорджа было румяное лицо, нервный, какой-то хрипловатый смех, полнеющая талия. Его взгляд все время тянулся к рубину, а может, к ее груди.

Хомер, напротив, был подтянут; слегка закрученные усы выделяли его среди братьев. У него была быстрая легкая улыбка, но при этом неуловимый взгляд и неестественно спокойная манера говорить и двигаться. Он наводил Отэм на мысль о закипающем чайнике, который в любой момент может оглушительно засвистеть.

Внешне все вели себя по отношению к ней вполне дружелюбно, однако на протяжении вечера Отэм начала ощущать неодобрение со стороны членов семьи, пожалуй лишь за исключением круглолицей и розовощекой Би. И открытую враждебность со стороны жены Джорджа. У Харриет была скользящая походка и привычка постоянно наматывать на палец прядь крашеных волос, что делало ее похожей на вредную девчонку. Она говорила быстро и громко, временами вмешиваясь в чужую беседу, и ее темные глаза при этом поблескивали. Разговаривая, она жестикулировала, и на пальцах полыхали бриллианты.