– Сплю с двенадцати часов.

– Ага, и еще как спишь, – добавил дежурный. – Я уже собирался тебя вниз тащить.

– Я прочитал все, что было в прессе по этому делу, – не унимался Гриннинг. – Что помогло вам разобраться?

Крейн поманил его пальцем:

– Я каждый день съедал по две тарелки гренок за завтраком, – сообщил он.

Джонсон сказал:

– Черт, ну и жара. Пожалуй, я предпочел бы оказаться в мертвецкой.

Дежурный махнул рукой:

– Вентиляторы гонят вонь снизу.

Джонсон выпил еще и предложил:

– У меня идея. Давайте сыграем.

Сумасшедшая хохотала. Крейн поднялся:

– Согласен на что угодно, только бы эту даму не слышать.

– Значит, такая игра. – Джонсон сунул бутылку в карман. Мы спускаемся в мертвецкую. Один берет себе белых мужчин, другой – черных, третий – женщин, белых и черных. Такса – десять центов. Предположим, ты, – он ткнул пальцем в Крейна, – берешь белых мужчин...

– Нет, – возразил Крейн. – Я люблю женщин.

Дежурный вытер лицо занавеской.

– Да, знаю я эту игру. Они меня, как липку, ободрали.

– Да? – осведомился Джонсон. – А потом ты перетасовал трупы и ободрал нас.

Дежурный захихикал.

– Мы его не берем, – Джонсон обернулся к остальным. – Он профессионал. Будем играть втроем. Пошли. Оги, предупреди нас, если что...

Крейн, Гриннинг и Джонсон спустились по металлической лестнице. Джонсон открыл массивную стальную дверь в мертвецкую.

В нос ударил сладковатый запах формалина. Джонсон щелкнул выключателем – и они зажмурились от яркого света.

– Обычно здесь бывает от сорока до пятидесяти покойников, – сказал Джонсон, указывая на черные крышки огромных выдвижных ящиков.

– Выходит, что проигрыш составит четыре – пять долларов? – спросил Крейн.

– Как повезет, – сказал Джонсон. – Среди убитых больше белые, но их чаще забирают родственники. Ну что, Гриннинг, кого выбираешь?

Тому потребовалось время, чтобы прийти в себя.

– Ладно, – сказал Джонсон. – Крейну – бабы, мне – черные мужики. Таким образом, тебе – белые.

– Минутку, – сказал Крейн, – итальянцы, китайцы и прочие – это белые или черные?

– Выбрасываю деньги на ветер, – заявил Джонсон, – но согласен считать их белыми.

В первом ящике оказался белый мужчина средних лет. Они согласились с тем, что он белый, хотя цвета он был, скорее, синего, а лицо покрывала щетина в полдюйма длиной.

– Поздравляю, Гриннинг, – Джонсон вытащил второй ящик – он был пуст.

В третьем оказался раздутый труп белого цвета.

– Утопленник, – пояснил Джонсон, задвигая ящик. Под № 4 им попался здоровенный татуированный, как новозеландский абориген, моряк. Особенно живописно выглядела татуировка на животе, изображавшая взрыв линкора "Мейн" в Гаванской бухте.

– Тебе везет, толстяк, – Джонсон ткнул Гриннинга в бок.

В других ящиках наметилось некоторое разнообразие, и Крейн почти вернул себе проигрыш. У двадцать седьмого Крейн заявил:

– Спорю на пинту виски – это моя.

– Это мисс Алис Росс.

Гриннинг втиснулся между ними:

– Так это она и есть? Ну-ка дайте посмотреть.

Она была худа, но не мальчишеской худобой, а прелестной стройностью юного тела, и только у глаз лежали темные круги.

– Хороша, – сказал Джонсон. Кончиками пальцев Гриннинг коснулся ее.

– Холодная? – удивленно воскликнул он. – Холодная!

По лестнице загремели шаги.

– Эй, Джонсон! Там какой-то тип хочет с тобой поговорить, – крикнул дежурный.

– Со мной?

– Он сказал, что ему нужны газетчики.

– Тогда это и тебя касается, толстяк, – Джонсон подтолкнул Гриннинга. – Пошли.

Они гулко затопали вверх по лестнице. Дежурный смотрел на труп девушки.

– Интересно, – сказал он, – интересно, сколько можно прожить с такой женой, а?

– Ну, – отозвался Крейн. – Привыкаешь, в конце концов.

– Хотел бы я попробовать, – дежурный вздохнул и добавил: – С удовольствием обменял бы свою на такую модель. Хотя сдается мне, – он хихикнул, – много денег уйдет на содержание.

– Страшно много, – подтвердил Крейн и продолжал, – поднимусь, пожалуй, наверх. Посмотрю, что нужно этому парню. Он ничего не сказал?

Лицо дежурного приняло отсутствующее выражение.

В ярком свете ламп сквозь редкие волосы на макушке просвечивался огромный багровый шрам. Он даже не повернул головы, когда Крейн вышел.