Шрифт:
Вероника в голос зарыдала.
— Спасибо, Ванечка! Только у меня денег совсем нет. И потом, хозяйка говорит, я ей еще должна за свет и газ! Вещи забрала: туфли новые, дубленку, два платья… Пока не расплачусь — не отдаст!
— Подожди, подожди, какая хозяйка?! Софья Михайловна?!
— Да не знаю я! Полная такая, волосы растрепанные…
«Похоже, действительно Софья Михайловна… Но она никак не могла так себя вести. Или почувствовала возможность „поставить на бабки“ беззащитную девчонку и сорвалась с катушек? Чужая душа — потемки, а время сейчас — известно какое… Нет, надо ехать самому, разбираться. Туда и обратно. Не сидят же они круглосуточно под подъездом! Да и вообще, эта история уже в прошлом. Антон им куда больше дал жару!»
— Ладно, я приеду, жди! Только мобильный запиши, и если что — звони.
— Что — «если что»? — повеселевшим голосом спросила Вероника.
— Если кто-то спрашивать меня будет, или чужие люди придут, или возле дома незнакомые шататься будут, или машины подозрительные…
— Ой, Ванечка, ты меня пугаешь! — своим обычным голосом затараторила Вероника. — Нет ничего такого! Приезжай скорей, миленький, я тебя всего зацелую!
Антон Шишлов отнесся к личным проблемам Черепахина с полным пониманием: выделил закрепленную за программой видавшую виды «Волгу» и водителя — того самого Дмитрия Петровича, с которым они уже колесили по Украине. Тот был осторожен и благоразумен: держал скорость не выше ста километров в час, а когда стало смеркаться, предложил остановиться на ночлег в придорожном мотеле. Правда, осторожность и благоразумие были вынужденными: даже на ста километрах машина гудела, скрипела, свистела и угрожала развалиться в любой момент. А слабые фары вряд ли могли помочь двигаться в темноте.
Зато путешествие прошло благополучно, и около полудня они въехали в Лугань. Черепахин чувствовал себя идущим на явку профессором Плейшнером из «Семнадцати мгновений весны». Он оставил «Волгу» в конце квартала, трижды обошел обшарпанную панельную пятиэтажку, но не заметил ничего подозрительного и, сжимая в кармане одолженный у того же Антона газовый пистолет, нырнул в подъезд. Здесь пахло сыростью и мочой — может, кошачьей, а может, и человеческой.
Неказистая дверь распахнулась после первого звонка. Но Виагра не бросилась ему на шею, а отошла на несколько шагов в глубину квартиры. Держалась она напряженно, но выглядела довольно аппетитно. Умело наложенный макияж, короткий халатик, золоченые босоножки…
Радостно улыбаясь, Иван перешагнул через порог, захлопнул дверь и вытянул руки:
— Иди ко мне, моя курочка!
И тут же получил сильный тычок между лопаток, пол прихожей бросился навстречу и сильно ударил его в лицо.
— Сейчас, мой петушок! — послышался сверху грубый мужской голос. Острый носок ботинка больно въехал в бок.
Охнув, журналист ошеломленно перевернулся на спину. Криво улыбаясь, над ним склонился парень типично бандитского вида. В руке он держал пистолет, явно не газовый.
— Не дуркуй, дядя! — почти ласково предупредил он и, умело ощупав карманы, извлек шишловский пугач.
— О-о, да ты серьезный дядя! — окончательно развеселился он. — Теперь вставай, только не дергайся, а то я тебе в животе дырок настрочу!
Поднимаясь, Черепахин встретился с испуганным взглядом Виагры.
— Ну и сука же ты! Дрянь дешевая!
— Умный больно! — пошла в контратаку та. — А что мне было делать? Ты уехал в свою Москву, а они нагрянули, угрожали, говорили — в какой-то хор запишут…
— «Хор» — дело серьезное, надо много репетировать, — зло бросил Черепанов, ощупывая разбитые губы.
— Они не петь собирались… Говорили, что ни одной дырки нетронутой на мне не оставят…
— Могу спорить — и не оставили…
— Ладно, хватит умничать! Ты раньше всех по мне прошелся…
— Выходит, я во всем виноват?
— А кто же?! — искренне возмутилась гражданка Подтыко, так и не ставшая Виагрой.
— Хватит лаяться! — вмешался бандит. — Сейчас я этого петушка отвезу к хозяину…
— Ночевать придешь, Степа? — озабоченно спросила Вероника.
— Постараюсь, — буркнул тот, доставая наручники. И приказал: — Давай руки назад!
Держался он так уверенно и привычно, что у Ивана даже не появилось мысли о сопротивлении. Тем более что поведение Вероники поразило его до глубины души.
— Так ты с ним живешь?! Ну и сука!
Наручники защелкнулись, болезненный тычок под ребра заставил поморщиться.
— А как мне одной жить? — вызывающе спросила Вероника. — Степан заботится, деньги дает, скоро на эстраду устроит! Не то что ты — одними обещаниями кормил!
— Пойдем, кормилец хренов! — Бандит больно дернул за наручники. — Знаю я твои кормления! Может, и я тебя так же накормлю!
Панас Родионович Рыбачек считался опытным аналитиком, как знаменитый политолог Хайшевский, журналист-международник Косенко или съевший зубы в политике депутат Мелешко. Но в отличие от перечисленных, его имя не имело широкой известности. И не зря. Потому что анализировал он в основном негативные факты из жизни тех или иных людей. Причем собранные им же и его аппаратом. Другими словами, он был гением компромата.