Шрифт:
— Соберись, Джимбо, — шепчет он, вытирая рот. Ночь снаружи освещает очередной яркий всполох. На долю секунды свет заливает весь мир и он застывает, занеся банку над столом. Пиво и слюна сохнут на тыльной стороне ладони.
Блядь, что это было? Прежде чем он успевает отгородиться от мысли, внушить себе, что внезапный свет, ливень и усталые глаза сыграли с ним шутку. Над головой гремят раскаты. Джим Унгер ставит банку, берет пушку 38 калибра, огибает стол и подходит к окну.
Блядь, что же по-твоему там было?
— Ничего, — отвечает он вслух. — Абсолютно ничего.
Но тут снова бьет молния, и доказывает, что он лжет. Ибо то, что, как он думал, привиделось, все еще стоит в нескольких метрах от окна кухни и смотрит на него в упор бездонными глазами с по-кошачьи вертикальными зрачками. Смотрит с ухмыляющейся маски арлекина, со сморщенной плоти цвета чего-то, пробывшего в ванне чересчур долго.
— Господи, — шепчет он, поднимая револьвер, но создание снаружи быстрее, намного быстрее. Стекло разлетается, взрывается вокруг него воем ветра и сверкающим потоком осколков и дождя. Джим чувствует, как оружие падает из его руки на пол, пока он пытается защитить лицо от летящих частиц стекла. За шумом бури и бьющегося окна слышен другой звук, бешеное хлопанье, внушающие знакомый ужас черные крылья. Я все еще сплю, думает он, спиной натыкаясь на стол.
— Детектив Унгер, — говорит голос совсем рядом. Голос, кажется, сплетенный из какофонии незримых птиц.
— Кто ты, мать твою? — кричит Джим в ночь, стряхивая битое стекло. Его руки изрезаны и кровоточат, во рту привкус крови. Но ничто не болит, пока. В нем нет места ничему, кроме страха, в сто раз более требовательного чем когда-либо может быть боль от телесной раны.
— Знаю, прошло время, — говорит голос, и это тоже знакомо. — И все же обидно, что ты меня уже позабыл.
— Держись от меня подальше, — рычит Джим, стараясь звучать уверенно, как будто он не готов обделаться. Он оглядывается в поисках упавшей пушки, но лампочка над раковиной замигала, а пол покрыт водой и стеклом, которые ловят и посылают обратно неверные отблески. Оружие отыскать невозможно.
— Похоже, ты не слишком рад меня видеть, — говорит голос откуда-то сзади. Джим отворачивается от зияющей пустоты на месте окна, нечто с ухмылкой арлекина на лице возникает на миг в мерцающем свете и растворяется в тени.
Не может быть, этого просто не может быть, говорит Джим себе. В лучшем случае слабое утешение.
— У меня револьвер, ты, больной сукин сын, — он делает шаг к двери, ведущей из кухни в гараж. Там найдется, чем себя защитить, что-нибудь острое.
— Нет, детектив. На этот раз револьвер у меня, — внезапно в его висок упирается холодный металл.
— Не трать свое драгоценное время, гадая, как, — теперь голос говорит прямо в его ухо, и он знает, что больше нет смысла притворяться, будто это не голос Джареда По. Нет смысла притворяться, будто мертвец не стоит посреди его кухни, приставив к его голове его же собственный пистолет. — Потому что «как» не имеет сейчас никакого значения. Все, что имеет — сочту ли я, что ты говоришь мне правду.
Его толкают на один из стульев, рука на плече такая же холодная, как дуло револьвера. Такая же твердая и непререкаемая, как закаленная сталь, приказывающая сидеть, когда каждая мышца в его теле требует убегать.
— Думаю, ты помнишь, как это работает, так что постараемся сделать это наиболее безболезненно, — говорит голос. Сильные пальцы вцепляются в его волосы, тянут назад, заставляя смотреть прямиком в бледной лицо с ухмылкой. Теперь он видит, что это лишь дешевая карнавальная маска, а не настоящее лицо.
— Ты не По, — говорит он. — Если ты По, сними маску, гребаный трус.
— Неверный ответ, — белое лицо отвечает, не шевеля губами, и рукоять пистолета быстро бьет его в переносицу, ломая кость, дробя хрящи. Теплая кровь течет по подбородку. Джим Унгер кричит от жгучей боли, но раскаты грома заглушают его.
— Вот видишь, на что ты вынуждаешь меня идти? — дуло пистолета вновь прижато к его виску. Джим задыхается, кровь затекает в рот и мешает ответить.
— Ты ведь знал? — спрашивает человек в маске. — Знал, что не я был убийцей Бенни.
— Чушь, — выплевывает Джим Унгер вместе с кровью и слизью. Глаза слезятся, и маска расплывается, просто белеющее пятно на темном фоне.
— Не ври, ублюдок, — теперь оружие уперлось Джиму под подбородок. — На свете нет ни малейшей причины, по которой я бы не стал вышибать тебе мозги, так что не смей мне врать.
Джим слышит нотку слабости в его голосе, отзвук гнева. Щелочку, через которую он сможет заглянуть за маску, даже выжить, если он не оплошает.