Надев очки, Мильх раскрыл какие-то папки. Карл догадался, что это их личные дела.

— Сколько вы уже воюете на фронте?

— С первого дня войны, — ответил Карл за двоих.

__ Значит, фронтового опыта у вас хватает. А сколько у вас воздушных побед?

— У меня пятьдесят восемь, у Штиммермана сорок девять.

— Неплохо. А какой налет на «Мессершмиттах-110»?

После пятиминутной беседы Мильх, видимо, остался доволен ответами.

— Весной, — сказал он, — мы ожидаем новое воздушное наступление англосаксов на Германию. Для отражения его часть истребительных авиагрупп передаются в ПВО рейха. — Мильх посмотрел в бумагу, лежавшую перед ним, и снял очки. — Среди этих частей и бывшая авиагруппа Келленберга. Мы решили ее командиром назначить вас, фон Риттен.

— Благодарю вас, экселенц! — Карл вскочил с кресла и вытянулся по стойке «смирно».

— А вас, гауптман… — приложив очки к глазам, Мильх заглянул в бумагу, — …Штиммерман, назначаем его заместителем.

Эрвин поднялся и поклонился:

— Благодарю за честь, господин фельдмаршал!

— Пока вы будете летать на «Мессершмиттах-110». А в будущем получите новые перехватчики Ме-210 или Ме-410 с ускорителями, радиоприцелами и ракетными пушками. А пока желаю боевых успехов на старом, добром Ме-110!

— Хайль Гитлер! — в один голос воскликнули приятели и, четко повернувшись, строевым шагом направились к выходу из кабинета.

У самых дверей Мильх остановил их.

— Чуть не забыл сказать вам еще одну приятную новость: как только состоится приказ о вашем новом назначении, вы будете представлены к очередным званиям.

В приемной Карла снова как будто подменили:

— Готтфрид, — сказал он, хлопнув по плечу адъютанта, — попрошу вас не задерживать наши дела на представление очередных званий. Мне надоело тянуться вот перед этими, — он кивнул в сторону офицеров, сидящих в приемной Мильха. — До скорой встречи на Шарлоттенбургерштрассе.

— Нахалы… — прошипел им вслед, как рассерженный гусь, тот подполковник, которого Карл задел дверью.

— Кто этот выскочка? — спросил в приемной чей-то раздраженный голос.

— Это не выскочка, а барон фон Риттен, — любезно пояснил ему Готтфрид, — один из лучших асов Восточного фронта.

В приемной сделалось тихо. Восточный фронт внушал почтение даже в Главном штабе люфтваффе.

Служба в ПВО давала иногда возможность Карлу фон Риттену побывать в Берлине…

Утром воскресного дня он проснулся в спальне своего дома и, вспомнив, что у него впереди целый день, свободный от службы и полетов, настроился на благодушный лад.

Чтобы не портить настроения дурными известиями с Восточного фронта, он не притронулся к свежим газетам, которые ему в постель принес старый Фриц.

С той же целью он выключил в гостиной комнате «Телефункен», из которого приглушенно доносились аккорды музыки Вагнера. Не то чтобы ему не нравилась музыка, просто он ожидал, что в любую минуту она может прерваться речью доктора Геббельса или какого-нибудь военного радио-обозревателя.

К дьяволу! Он всем этим сыт по горло. Ему хотелось между собой и тревожными событиями возвести искусственную стену, чтобы хоть на время отгородиться ею от непрошеных мыслей и снять нервную нагрузку.

Завтракал Карл с матерью. Баронесса Магда фон Риттен приехала в Берлин на несколько дней из Вернигероде, где жила постоянно с первых дней войны. Сюда ее привели какие-то неотложные финансовые дела, в которые она не стала посвящать сына.

Мать, уловив настроение Карла, за столом вела разговоры на темы, далекие от войны: о деревенских новостях, о ценах на сельскохозяйственную продукцию и о проделках его подрастающих племянников, воспитание которых Ева-Мария и Гуго фон Эккарт полностью доверили ей.

После завтрака Карлу захотелось побродить по соседнему парку, где они раньше часто бывали с Луизой.

Утро выдалось солнечное, с густой, до синевы, окраской небес, обрамленных позолотой листвы, еще не полностью опавшей с крон буков и могучих дубов. Это был, вероятно, один из последних погожих дней осени 1943 года.

Карл не спеша брел по аллеям. Опадающие листья, тихо шурша, ложились под ноги на мелкий гравий, которым были выложены дорожки; парашютируя, листья опускались на скамейки и на гладкую, как стекло, поверхность декоративного пруда с традиционными лебедями и лебединым домиком.

Несмотря на хорошую погоду, в парке народа было не много. И это тоже была примета войны, такая же, как наскоро засыпанная воронка на одном из газонов.

Сюда почти не доносился городской шум. Деревья и кустарники глушили звон трамваев и автомобильные гудки. И как всегда, когда он избавлялся от служебных забот, появлялись мысли о будущем: что ждет его впереди? Что ждет Германию, которая на всех фронтах терпит поражение?

Почти весь февраль над Германией висели циклоны. Туманы и низкая облачность надежно укрыли все объекты третьего рейха. «Крепости» и «ланкастеры» сидели прикованные к аэродромам плохой погодой или же наносили удары по объектам Италии, над которой с голубых небес сияло нежаркое зимнее солнце.