– Да.

– И что же ответили им вы?

– Что всевидящий Господь, в своей неизреченной милости, находит различные способы для вразумления лиц, злоумышляющих против его верных чад.

– Эк! Дон Хосе, вы зарыли в землю талант дипломата! Талейран бы от зависти удавился!

– Кто?

– Да есть на континенте такой политический деятель… Он в свое время сказал, что язык дан дипломату, чтобы скрывать свои мысли. Кстати, основателя вашего ордена случайно не Игнатием звали?

– А что?

– Да так… нам было бы проще понимать друг друга…

– Возможно… Но вернемся к нашим делам. Могу ли я быть уверен, что такие случаи не повторятся впредь? Без моего ведома…

– А как бы вы сами хотели?

– Видите ли, дон Алехандро, мы слишком мало знаем друг о друге…

– Так в чем дело? Спрашивайте!

– Вы тут все – профессиональные солдаты?

– Да.

– Дворяне или…

– Почему вы так решили?

– Не все из вас привыкли к труду крестьянина или строителя. Да и руки у них… совсем не руки мастеровых.

– Ну, у нас и государь плотницкой работы в свое время не чурался.

– И все же?

– Вам угодно знать родословную всех или достаточно будет офицеров?

– Ну, например, вы сами… откуда вы родом?

– Вряд ли вы знаете эту страну. Хотя… Такая страна, как Польша, вам знакома?

– Да.

Опа! Точно, иезуит! Не зря Кобра с первой встречи с доном мне об этом говорил, не зря…

– Так вот, один из моих предков был восемнадцатым князем Раковским. Имел привилегию въезжать в церковь на коне. Выехал из своей страны (а вернее, был оттуда сослан в Сибирь, но вам, падре, это знать не обязательно…) на службу к другому монарху. Этого вам достаточно?

– А ваши спутники? Среди них есть лица э-э-э… совсем не европейского вида…

– Поверьте мне, дон Хосе, они тоже занимали не последнее положение в своих местах (блин, ну куда тут денешься? Не воспринимают в это время лиц простого положения равными себе! Будем врать и дальше, пока вроде прокатывает), и если бы не воля лица, пославшего нас сюда…

– Я знаю только одну такую страну. Где государю служат люди разного обличья… и вероисповедания…

– Ну, что касается вероисповедания, то тут вы, падре, заблуждаетесь.

– А в остальном?

– Как говорят наши соседи – англичане, ноу комментс. В свое время мы, возможно, и вернемся к этому вопросу. Вас это устраивает?

– Более чем, дон Алехандро. А за что вы так не любите англичан?

– С чего это вы взяли? Вон, мистер Годдард с супругой у нас живет вполне свободно. Против англичан я не имею ничего. А вот против их страны… Если бы Господь наш, по своему попущению, уронил бы на них камешек величиной вон с ту гору, я был бы ему весьма признателен…

– Увы, но он занят более важными делами.

– Значит, не будем беспокоить его по мелочам.

– Хорошие же у вас мелочи!

– Да уж какие есть.

– Я смею надеяться, что ваша неприязнь имеет здесь только одного адресата?

– Падре, с вами нам делить нечего. Более того, я готов предложить вам и более тесные отношения. Кстати… вы ведь, наверное, в курсе, что лица, напавшие на форт, нигде и никому не говорили о своем испанском происхождении?

– Да, я это знаю.

Вот тебе и падре! У него тут агентурная сеть развернута – будь здоров!

– Такое ощущение, что мы говорим на разных языках, миссис Годдард.

– У вас совершенно правильное ощущение, мисс Брайт, – отвечаю, сделав «морду ящиком». Не люблю таких персон. Даже под кетчупом. – Как вы уже догадались, я англичанка XVIII века лишь по паспорту. Во всем прочем…

– Я вас поняла, – фыркнула дамочка.

– А перебивать, между прочим, невежливо, мисс, – хмыкнула я. Кстати, обращение «мисс» без упоминания фамилии, желательно с именем, уже само по себе хамство. Так что мы квиты. – Конечно, свобода – вещь замечательная. Я только «за», обеими руками. Но как по мне, свобода личности заканчивается там, где начинается свобода другой личности.

– Иными словами, вы предлагаете мне ограничить свои права?

– Да. В угоду правам окружающих вас людей.

– Какие же права желаете реализовать вы, миссис Годдард? – насмешливо поинтересовалась американка. – Боюсь, вы находитесь в плену древних предрассудков, веками сдерживавших развитие цивилизации. Свобода личности – вот высшая ценность, как вы не понимаете!

– Ага. Значит, если мне глубоко противны гомики и лесби, я имею полнейшее право взять ружье…

– Это абсурд!