– Это меганезийские бананы, – уточнил Эшли Гиборн, – Я про них смотрел TV. Они мутированные, и растут сразу с маслом. Торговая марка: триффиды.

– Генетически модифицированные, – поправил Симпсон.

– А мясо какое? – спросил Данович, – Не то, чтобы я ортодокс, но…

– Только не говори про человечину, – перебил Лумис.

– Я и не говорю. Просто интересуюсь…

– Жрите, что дают! – рявкнула сержант Уайтби и, показывая пример, решительно плюхнула в свою миску полновесную порцию подозрительной каши, а затем, без малейшего трепета, прожевала первую ложку этого блюда.

– Ладно, – вздохнул Риттер, – Я где-то читал, что оно на вкус, как свинина.

– Оно? – переспросил Лумис, застывая с миской в руке.

– Мясо, – многозначительно пояснил тот.

– Заткнись, Оуэн, – буркнула сержант, с набитым ртом.

– Все, Венди. Я уже молчу. Просто я хотел поднять боевой дух…

– Охренеть! – воскликнул Пруст, извлекая из бумажного пакета неровно-круглую лепешку, – Она ещё горячая! Только что из пекарни!

Данович последовал его примеру и, сняв пробу, заключил:

– Вообще, тут все вкусно, кроме кофе.

– Кофе тоже ОК, – заметил Гиборн, – У меня рядом с домом есть «McDonalds», там практически, такое же дерьмо. И ничего. Пьем.

– Тут натуральные продукты, – добавил Риттер, – Все прямо с дерева. Никакой тебе синтетики. Считайте, парни, мы попали на машину времени. Как в кино.

– Про машину времени, это точно, – согласился Бриггс. – Мы здесь влипли в живую хронику Второй мировой войны, вот что я вам скажу. Только реактивные минометы современные, наши. Ну, и эти меганезийские летающие хреновины. А остальное – музейные экспонаты. Этот сортир! Я такой видел только на ранчо моего дедушки в Арканзасе. Эти шатры и водяные бочки на палках. Древние броневики и танкетки.

– Может, в здешних условиях так надежнее, – предположил лейтенант Симпсон.

– Может и так, Слайд. Но выглядит это…

– А электрогенератор? – перебил Данович, – Кто-нибудь на него смотрел поближе?

– А чего смотреть? – удивился Риттер, – видно же, что он работает.

– Что – видно? Как ты думаешь, что там на выходе? И насколько оно стабильное?

– Э… Гм… – Риттер задумался, созерцая ложку с кашей.

– Это ещё одна проблема, которой мы займемся после обеда, – подвела итог Венди.

Появившийся через час знакомый грузовик (собиравший баки после обеда) привез неожиданный сюрприз. Сюрприз представлял собой худощавого парня – банту лет немногим более двадцати. Он был неуловимо-похож на джазмена из какого-нибудь провинциального клуба. На джазмена, по ошибке одетого в военную униформу.

– Лейтенант-инженер Чкиро, – представился он, улыбаясь во все 32 зуба, – прибыл в распоряжение лейтенанта Симпсона для технической… Ну, мало ли, что надо.

– Привет, Чкиро, у тебя чистый ацетон есть? – с ходу поинтересовался Риттер.

– У-у… – лейтенант-инженер почесал в затылке, – Можно достать бататовый. Он не совсем чистый, но очень крепкий. Ух! Крепче виски, да!

– Ты где учился на инженера? – подозрительно спросил Симпсон.

– В Яунде, в Камеруне. Два курса Высшей национальной политехнической школы.

– Сила! – прокомментировала сержант Уайтби, – Сейчас решим все проблемы.

– Да! – с готовностью отозвался Чкиро.

…

Первое впечатление часто оказывается обманчивым. В начале казалось, что из Чкиро такой же инженер, как из слона – балерина, но уже через пару часов выяснилось, что зулусский лейтенант-инженер – это совершенно необходимый человек в команде. В смысле образования, у него, конечно, были серьезные пробелы. Он мог не знать тех вещей, которые в США известны каждому старшему школьнику. Зато у него имелся редкий опыт адаптации изделий Hi-Tech к «пещерным» условиям труда и быта 4-го моторизованного батальона Северо-Восточной армии. Знания Чкиро носили чисто практический характер. Например: «Американский защитный лак можно растворять дерьмом, которое выпаривается из остатков браги после хорошего самогона. Этим дерьмом ещё можно травить мух». Или: «Американского герметика нет, но можно набрать свежую смолу дерева илугбе. Мазать надо в три слоя. Я покажу как».

В общем, к вечеру Чкиро стал признанным участником RECR-team, а его юмор, не испорченный политкорректностью, за чаем после ужина поднял настроение всей команды. А началось с того, что лейтенант-инженер задал Лумису (единственному чернокожему в группе гостей) жуткий по американским меркам вопрос.

– Джим, а ты негр, или ты такой папуас?

– Я американец, – ответил тот (поскольку эвфемизм «афроамериканец» в данных обстоятельствах выглядел бы слишком по-идиотски).

– Я знаю, что ты американец, – сказал Чкиро, – но ты похож на негра, и я подумал: наверное, ты негр. Но ты не понимаешь ни китуба, ни лингала, ни нсенга. Тогда я подумал: может, ты негр или с юга, или с Нила, но ты не понимаешь тсвази и лву. Поэтому, я подумал иначе: может ты папуас? Хотя больше ты похож на негра.

– Джим, а может, ты, правда, папуас? – с серьезным видом спросил Риттер.

– Знаешь, Оуэн, шел бы ты в жопу! – обиженно пробурчал Лумис.

Риттер пожал плечами, повернулся к Чкиро, под дружный смех, пояснил.

– Джим говорит, что он не папуас.

– Тогда кто он? – удивленно отреагировал лейтенант-инженер.

– Понимаешь, Чкиро, – вмешалась Венди Уайтби, – У этнических африканцев в нашей стране сложная история. Триста лет назад их захватывали в плен, везли в Америку, и продавали, как рабов, на хлопковые плантации. Плантаторы заставляли их забывать родной язык и обычаи. Так прошло несколько поколений, а потом была гражданская война, после которой все рабы стали равноправными американцами, как и белые. Их потомки называются афроамериканцами. А говорить «негр» у нас не принято.