Шрифт:
— Что за бардак тут у вас? — спросил Монторси, входя.
— Что-то носится в воздухе. Они попросили нас о некоторых услугах, и сейчас им их оказывают. — Болдрини, парень из полиции нравов, был довольно рыхлый, с воспаленными водянистыми глазами и жирными грязными слипшимися волосами, рубашка его пропахла застарелым потом, как и все остальное в комнате.
Монторси провел рукой по волосам, закрыл дверь.
— Ну, о'кей, я понял, но кто они такие? Люди из спецслужб?
— Хм… похоже. Думаешь, нам, в полиции нравов, об этом рассказывают? Мы здесь — последняя спица в колеснице…
— Ошибаешься, Болдрини, это я— последняя спица в колеснице…
Дождь снаружи делал еще более горьким кисловатый запах в комнате. Болдрини смотрел на Монторси, Монторси смотрел на дождь, повернувшись спиной к своему коллеге: комки мокрого снега, возможно, лупили сейчас по всему Милану, и кто знает, до каких пределов.
Болдрини хохотнул:
— Молодой Монторси жалуется. Добро пожаловать в наш клуб… Чего изволите, Давид Монторси?
— Да, извини, Болд… Нет, ничего, дело в том, что я должен отдать тебе заключение, но прежде чем оставить вам, ребятам из полиции нравов, поле боя в этом расследовании, мне нужно еще проверить две вещи. Дело в том, что найден труп ребенка…
— Да, сегодня, на Джуриати…
— Ты все знаешь.
— Не так уж много. Преступление на сексуальной почве?
— Э-э… По-моему, да… По мнению судебных медиков, тоже.
— Ну, тогда оставляй это дело нам. Охота тебе возиться с преступлением на сексуальной почве? При том, сколько работы приходится делать миланскому отделу расследований…
— Да, я знаю… Это дерьмовое дело, видишь ли… На самом деле мне его дали…
— Ну вот. А ты передай нам.
— Но тут не все так просто, Болд… Дело в том…
— При том, сколько работы там у вас, на пятом…
— Помолчи, послушай…
— Говорю тебе: вы слишком много работаете, там, на пятом этаже… А тут еще новые директивы… Новая стратегия… Вы занимаетесь также и политическими преступлениями. Отдел расследований теперь, кажется, превратился в политотдел, как при фашизме.
— Просто политотделу годами нечем было заняться. А теперь они начинают шевелиться.
— Как бы не так. Стратегия принимается наверху. А мы только позволяем им нас иметь, действуя по ихстратегии. Нет бы спросили нашего мнения на решающем этапе…
— Ну, ты даешь, Болд! Ты воображаешь, что за действиями сил правопорядка есть какая-то стратегия? — Монторси улыбнулся.
— Нет, нет. Они все могут. Либо машину заставят работать так, как она должна работать, по нашим представлениям, либо прощай…
— Ты веришь в эффективность? Мы же итальянцы, не так ли?
— Послушай, Монторси. Да, мы итальянцы. Но вот мне по поводу преступлений на сексуальной почве — мне полиция половины европейских стран звонит. И ни у кого нет такого архива, как тот, что я здесь организовал, даже в Париже.
— Мне сказали, ты просил денег на вычислительную машину с перфокартами.
— Точно… Но так тебе их и дадут, денег… Идиоты… Как они себе думают, что будет через десять лет? Как мы будем работать без вычислительных машин?
Болдрини всерьезразъярился.
— Говорю тебе, Монторси: в конечном счете у нас будет то же, что и в Америке… Если только мы все, вместес Америкой, не окончим свои дни под взрывами атомных бомб. Из-за каких-то оборванцев с Кубы. Вот уж бардак так бардак. — Он ткнул пальцем в первую страницу «Коррьере делла Сера»: две огромные фотографии друг напротив друга — Кеннеди против Хрущева. — Но если войны не будет, я скажу тебе, что произойдет. Мы станем такими же, как Америка. Можно ли подумать, что в Европе через десять лет не будет общего архива, как тот, что есть у американцев… Общего для разных государств. Как для Техаса и Джорджии… Через десять лет Европа станет Соединенными Штатами Европы. Разве не так?
— Мы копы, Болд, а не спецслужбы.
— Ты это говоришь! Но прости, а ты как считаешь, как мы будем работать лет через десять? Говорю тебе: через десять лет полиция станет такой же спецслужбой… Поверь мне.
— Послушай, Болдрини, как раз насчет твоего архива…
— Выкладывай.
— По поводу этой истории с ребенком.
— Хочешь сам все проверить?
— Да, если не возражаешь. Дело в том, что этот случай не кажется мне только преступлением на сексуальной почве…