Ольга ходила будто лунатик. Шла в ванную, забрела на кухню. Как это могло получиться — неизвестно… С пути сбилась в однокомнатной квартире!

Мама сидела за кухонным столиком — чайник ждала. Она любит чайку попить. Ольга тоже любит. Но сейчас уж ничего не хотелось: только бы в ванную да спать!

Однако после душа глаза всегда чуть-чуть расклеиваются. У неё ещё сил хватило повесить в шкаф платье с шариками. Когда совсем уже ложиться шла, на пути телефон встретился. Ольга погладила его взглядом, словно Борису Платонычу привет передала.

Но главные мысли были сейчас о другом…

С кухни из водопроводной трубы прилетел протяжный медленный звук, будто слон протрубил. Это мама открыла кран — ополаскивала свою чашку. Ольга позвала тихим голосом:

— Ма-ма…

Она почти тотчас вошла, села на краешек Ольгиной кровати:

— Ты что, доча?

Ольга молчала. Мамина ладонь лежала у неё под щекою.

Ей хотелось, чтоб мама про лётчика спросила. И Ольга ответила бы, что да, понравился… Пожалуй, она не так уж прямо ответила бы. Но вообще всё равно про это: понравился! И тогда мама спросила бы: а почему? А Ольга бы ответила. Она бы сказала, что он… потому что… Ольга совершенно не знала, как ответить на этот вопрос. Тогда она спросила тихо:

— Мама, ну а вот почему он тебе понравился?

Так спросила, будто они уже полчаса до этого разговаривали. Но мама поняла её. Она ответила спокойно, как давно решённое.

— А я не знаю, доча… Понравился, да и всё.

— Да разве так бывает, мам? — спросила Ольга, удивляясь, что мама говорит точно её слова. — Разве можно — за просто так?

— Только так и можно! А за что-нибудь полюбить — это уж всё получится неправда. На полгода, самое большее…

— Полюбить?!

Мама кивнула тихо, потом вдруг встала и выключила свет.

Ольга лежала не шевелясь и смотрела, как она в темноте раскладывает себе постель. Сердце билось громко, словно стучало в какую-то дверь. Ольге казалось, что теперь она всю ночь не сомкнёт глаза. И, подумав это, она вдруг уснула.

Наутро к ним пришёл лётчик. О зоопарке речи уже не было. И, может быть, так даже к лучшему получилось! Всё воскресенье они были вместе.

Обычно на людях устаёшь. В школе устаёшь, поэтому и неохота на продлёнку оставаться. И от Галинки устаёшь немного, и от Огонькова даже — как начнёт хвастаться!.. Только от мамы она не уставала. И от лётчика, оказывается, тоже.

Едва Ольга и мама позавтракали, в дверь раздался звонок. Они быстро посмотрели друг на друга.

— Ну пойди, пойди ты, — сказала мама и улыбнулась, как бы уступая ей приятное.

Это действительно был лётчик. Он стоял на пороге, держа в руках лётную свою фуражку, и сверху вниз серьёзно смотрел на Ольгу.

— Здравствуй, Оля.

— Здравствуйте… — Это слово она еле выдавила из себя.

— Можно?

— Можно.

Лётчик всё ещё стоял на пороге…

Вчера они разговаривали совершенно спокойно, как простые знакомые. А сегодня это как бы забылось. Будто и не было ничего. Всё надо было начинать заново!..

Мама увидела их, таких странных, и засмеялась:

— Да вы что?

Она заставила лётчика выпить стакан чаю и съесть парочку сложных бутербродов. Потом сказала:

— Ну ладно. Теперь вы двое — до свидания. У меня уборка и стирка!

Обычно Ольга ей помогала. Но теперь, может, всё как-то по-другому должно быть?

А лётчик головой покачал, потом глянул на Ольгу:

— Да нет, Настя. Мы вроде вчера решили. Мы тоже на трудовой фронт!

Ольга кивнула. В голове у неё звенели необычные — торжественные и шутливые одновременно — слова: «трудовой фронт».

Мама, конечно, отнекивалась. Но лётчик нисколько её не слушался; спрятался от них на минутку в комнате и вышел уже не в парадном своём лётном костюме, а в синих тренировочных штанах, в простой ковбойке и в белых кожаных тапочках на толстой подошве. Спросил, засучивая рукава:

— Ну, где работа? Ты готова, Оль?

Работа была простая: мебель и стены пропылесосить, потом пол помыть, мастикой намазать и натереть. А мама в это время уже начала в ванной стирку. Урчала машина, плескалась вода, сугробом лежало бельё… На них мама будто совсем внимания не обращала.

Лётчик и Ольга в комнате запустили пылесос. Уже после первой стены лётчик сказал, улыбаясь:

— Нет, слушай, эту машину надо в клетке держать!

— Как это? — засмеялась Ольга.

— Очень сил у неё много. Какой-то зверь, а не машина! Пылесос, правда, гудел, рычал от напряжения, ходил ходуном, где-то внутри него сверкали синие молнии. Скоро в комнате стало жарко от работы. Вещи постепенно сдвинулись со своих мест, будто решили уйти куда-то отсюда, как в «Федорином горе». Ольга и лётчик уже не переговаривались теперь, а перекрикивались.