У Тинто Брасса во многих фильмах есть такой элемент: мужчина публично раздевает свою женщину и демонстрирует её толпе. Вот какая у меня избранница. Смотрите. Дотрагивайтесь. Завидуйте. Точно помню, что такой эпизод был в «Паприке». Здесь — тот же принцип. Только Уна выступает не в роли женщины. Уна — это игрушечный кролик со сменной батарейкой. Её нельзя воспринимать как женщину. Её можно воспринимать только как святыню.

То, что произойдёт завтра, должно изменить мир.

С Уны уже сняли все необходимые мерки. Её одеяние уже готово. Скромное, белоснежное, с крошечным серебряным крестиком на груди. Камера будет показывать этот крестик наездом, крупно-крупно, чтобы все смогли рассмотреть фигурку распятого Христа. Поскольку рядом, в шаге от Уны, будет стоять его непосредственный конкурент. Его брат по отцу, Джереми Л. Смит. Он будет смотреть на толпу и произносить заученный текст. В нужных местах он будет жестикулировать и показывать на Уну. Она будет смотреть в пол.

Самое смешное, что все уже видели её лицо: в телепередачах, в бульварных газетах, на обложках журналов. Они читали её имя на косметической продукции. Но теперь она и в самом деле возвращается в лоно Церкви, эта блудная дочь. И они возлюбят её новой любовью, какой не было до сих пор. Господи, это твой пиар, твоя реклама. Твои имиджмейкеры стараются вовсю.

Вечером Джереми Л. Смит и Уна сидят рядом на диване. Телевизор молчит. Они тоже молчат, поскольку им совершенно не о чем говорить. Она старше его на шесть лет. Еще две недели назад она выглядела так, будто он моложе ее на все шестнадцать. Теперь она кажется девочкой. Она наклоняется и целует его в щёку. Джереми не отвечает на поцелуй.

Пять лет быть Богом — это много.

«Я многое понял, знаешь», — говорит он.

«Что ты понял, мой хороший?»

«Что всё это — чушь собачья. Что Богу-то не нужно шоу. Шоу нужно Церкви, ага».

Это непреложная истина. Её можно было понять ещё в тот момент, когда Спирокки зашёл в камеру предварительного заключения пять лет назад и сказал: «Пошли». Но Джереми понимает это только теперь.

«Ты — не чушь. Ты — Мессия, мой хороший».

Ты Мессия, слышишь меня, Джереми? Ты Сын Божий. Тебе нельзя быть простым человеком. Тебе нельзя быть мужем и отцом. Нельзя быть уборщиком в ресторане или механиком в мастерской. Впрочем, тебе нельзя становиться и конвейером по исцелению.

Перед моими глазами стоит картинка из комикса. Из неведомой дали движется конвейер. По центру ленты — разделительная полоса. В какой-то момент конвейер разветвляется на два. То, что лежит на нем, — это женские тела. Точнее, нет — это живые женщины. Они лежат на спине, их руки и ноги прикованы, и они ногами вперёд движутся к развилке. Правая половина тела — справа от разделителя, а левая — слева. А на «перекрёстке» сидит обнажённый мужчина на высоком стуле. Внизу на стуле — велосипедный привод, который ведёт к огромной дисковой пиле. Руками мужчина управляет этой пилой. Когда женщина на конвейере подъезжает к развилке, её ноги раздвигаются расходящимися половинами ленты, и в неё вгрызается пила. А дальше по половинкам конвейера едут половинки тел. Всё вокруг в крови: конвейер, пила, мужчина с головы до пят, пол.

Джереми — это противоположность. Он сидит в том месте, где этот конвейер снова сходится (хотя это — за пределами рисунка). Он сращивает половины тел и исцеляет их. Единственный вопрос — кто тот мужчина с дисковой пилой.

Ты — Мессия, Джереми. Ты несёшь в мир радость и свет. Ты несёшь им счастье и тепло, свободу и здоровье. Каждое твоё слово — это непреложная истина, это правда в последней инстанции. Каждое твоё слово разрушает или строит города, объединяет и разделяет страны, по твоему слову извергаются вулканы и вырастают горы, текут реки, обрушиваются на камни водопады, с утра по твоему слову поднимается солнце, а ночью светит луна, приливы и отливы сменяют друг друга по твоему слову, Джереми, ветры дуют в указанном тобой направлении, и пальмы на далёких островах гнутся так, как ты им указываешь, грозы рождаются по твоему слову, гремят громы, льётся с неба дождь. И сердца, Джереми, миллиарды человеческих сердец бьются с твоим в одном ритме, попадают с ним в такт, стучат по твоему указанию и по твоей воле.

Именно поэтому, Джереми, ты не имеешь права ошибиться.

И вот начинается. Грандиозное шоу. Демонстрация миру спасённой из тенет мрака и распутства. Шлюхи-девственницы. Елизаветы I Английской.

Сначала они шествуют по коридору. Пока они идут по коридору, молчаливые охранники, швейцарцы в комических одеждах, осматривают толпу с балкона собора Святого Петра. В честь сегодняшнего события возведено несколько трибун с VIP-ложами. Они захотели посмотреть на такое событие — эти стареющие голливудские ловеласы, принцы-монегаски, поп-звёзды и автогонщики, прожигательницы жизни и молодые мордатые олигархи. Они переговариваются между собой и приближёнными лицами. Они — это как раз та категория, которая приходит сюда развлечься. Им не нужен Джереми. Они и так в полном порядке — им не требуется исцеление. У них нет веры. Но им интересно. Если Ватикан предлагает шоу, значит, нужно смотреть, потому что это модно. Потому что об этом можно рассказать на званом ужине. Или в сауне.

Это Гордон Льюис — вот он, смотрите на него. Ему принадлежит вся европейская нефть, а он сосёт копеечный «Чупа-чупс», и его жена страшнее, чем Мэри Энн Вебстер. Спросите меня, кто такая Мэри Энн Вебстер, — я не отвечу. Достаточно набрать это имя в поисковике, и вы сами всё поймёте.

Это Максим Поташин. У него в Лондоне больше недвижимости, чем у всего английского королевского двора. Его супруга-фотомодель слева. Его любовница-фотомодель справа. Его дочь-фотомодель отдыхает дома со своим бойфрендом. Максим никогда не верил в Бога. Он хочет увидеть чудо своими глазами, а не по телевизору. Хотя именно сегодня никаких чудес не обещали. Сегодня будет просто немного другая проповедь. Более сильная, более эффектная. И более эффективная.

Десятки наименований товаров с изображениями Уны Ралти, с её свежепридуманной символикой и вымышленными высказываниями ждут на складах. Как только она выйдет на балкон, магазины откроют свои двери для покупателей. Продажи первого дня — самые высокие.

Смотрите: здесь все. Сильные мира сего и слабые мира сего. Все и никто. Боги и черви.

Коридор ведёт к неистовству и бешеной энергии, к жажде и голоду, к ненависти и обожанию. И вот они идут. Первыми — охранники, два человека в чёрных туниках, с холодными пустыми глазами. За ними — Джереми Л. Смит в белом с голубой перевязью. Следом — Уна Ралти. Далее — четыре кардинала. Последним идёт Терренс О'Лири, но он не будет выходить на балкон. Он останется за кадром. Его лицо — не для всех.