Шрифт:
Джереми — такой же. Он подпускает к себе на расстояние удара. Только ударить его пока никто не смеет.
«Вы и вправду этого хотите?» — спрашивает Спирокки.
Джереми улыбается.
«Я должен, чё уж тут».
«Вы ничего не должны. Вы делаете то, что хотите. Это разрешение, которое дал вам Бог».
Джереми улыбается и идёт к кардиналу через весь бассейн.
«Значит, хочу».
Это железная логика. Кольцевая. Я хочу и делаю, потому что имею право делать всё, что хочу. Месяц назад Спирокки отговорил бы Джереми. Теперь — нельзя. Невозможно.
Джереми хочет на войну. Он никогда не видел войны. Настоящей войны. Исполненной смерти и страха, нищеты и голода. Теперь Джереми нашёл такое место, где все ужасы слились воедино. Убить всех зайцев одним выстрелом — это отличное решение. Мессия идёт в бой без оружия в руках, но — со Словом. Прекрасный пиар-ход. На спине Джереми можно поместить логотип «Майкрософта». Отличная идея. И это будет дорого стоить.
Но Спирокки понимает одно. Джереми — человек. Мессия, Сын Божий, кто угодно, но — в человеческом теле. Если с Джереми что-то случится, будет очень сложно. Поэтому он боится. Но воля Джереми — это Божья воля, и с этим кардинал ничего поделать не может.
«Это всё, Лючио?» — спрашивает Джереми.
Никто не называет кардинала Спирокки по имени. Никто не имеет на это права. У него нет родных людей, которые могли бы называть его так. Джереми дозволено всё. Все для него — на «ты». У него плохая память на имена, но наиболее употребляемые он всё же выучил, потому что иначе нельзя.
«Всё».
Спирокки кланяется и исчезает. Джереми идёт по воде с усмешкой, ни о чём не беспокоясь, потому что бояться нечего. Война — это именно то, чего он сейчас хочет. Точнее, он хочет, чтобы войны не было.
В какой-то момент понимаешь, что творить добро — гораздо интереснее, чем зло. Поскольку зло причинять легко. Чтобы разнести человеку живот, достаточно одного движения пальцем. Удар, отдача — и всё вокруг в крови. Чтобы зашить этот живот, нужны невероятная квалификация, сложные приборы и препараты, несколько часов времени. Это труднее. И потому ощущение от результата оказывается гораздо более сильным. Это удовлетворение, это какая-то странная нирвана, отпущение грехов самому себе. Когда ты спасаешь человека, ты освобождаешься от повинности идти и исповедаться в убийстве. Ты сам говоришь Богу: «Я понял. Я осознал свою вину. Я больше никогда этого не сделаю». И Бог верит тебе точно так же, как ты веришь в него. Это бартер. Обмен верами.
Джереми хочет искупить свою вину. Наверное.
Впрочем, всего этого вы не видите. Вы видите только то, что вам показывают телеканалы. Вы видите, как Мессия садится в самолёт и машет на прощание рукой. Он машет не только тем, кто собрался в аэропорту и провожает его. Он машет миллионам телезрителей. Он машет лично вам. Вы чувствуете, что каждое его движение наполняет вас новой силой? Вы чувствуете? Далее вам покажут эту сцену — самую знаменитую. Как Джереми Л. Смит поднимает руки вверх, и солдаты обеих враждующих сторон бросают оружие.
Так вот, имейте в виду: это постановочная сцена. Все солдаты — актёры. Они одеты в соответствующую форму, измазаны в грязи. Белоснежные одежды Мессии контрастируют с окружающим пейзажем — это так. Он расположился на траве, а слева и справа к нему подходят солдаты в подчёркнуто различном обмундировании. Справа — в синем. Слева — в зелёном. Они подходят и бросают оружие к его ногам, а потом братаются. Они знают, что война — это глупость. Что все войны на земле нужно прекратить. Что теперь у них есть общий Мессия — их главный человек.
На самом деле всё было иначе. Сценарий схож, но режиссёр — другой. Более жестокий. Более сильный.
Но обо всём по порядку.
Начнём с посадки Джереми Л. Смита в самолёт. Он поднимается по трапу, улыбается и машет рукой. Именно машет, а не благословляет. На хвосте самолёта — огромный элсмит. Вслед за Джереми поднимается Уна Ралти. За ней — кардинал Спирокки.
Джереми проходит в салон и садится в огромное мягкое кресло. Ему приносят виски со льдом. Джереми отпивает глоток и возвращает стакан стюардессе.
«Яблочного сока, а?» — говорит Джереми Л. Смит.
Он сам не может этого объяснить. Просто сейчас ему захотелось именно яблочного сока — и никакого алкоголя. Это новое желание. Раньше такого не было.
Кардинал сидит напротив, Уна — рядом. И больше никого.
«Охрана», — говорил кардинал накануне. Он повторял это слово тысячу раз.
«Я защищу вас», — ответил Смит. И этих слов хватило.
Кардинал смотрит на Джереми пристально — разглядывает, как подопытную крысу. Джереми пьёт свой сок. Молчание. У кардинала — тысяча мыслей, но он не может ничего сказать, потому что любое слово покажется лишним. Абсолютно любое слово.