— Но ведь она потеряла память до того, как Санчес вернулся, а значит, Хуан и Андреас (который никого не убивал) вполне могут быть родными племянниками Альфредо.

— Могут, но в таком случае Мария окажется матерью Винсента, а этого никак не может быть, потому что Педро пропал за два года до Памелы, а она старшая сестра матери Рудольфо.

— Которая приходится им обоим родной теткой, а значит, у него их трое, не считая Паулы, и Хуан ни при чем — конечно, если Карлос не отец Хуаниты.

— Ну а поскольку Кармен сама призналась во всем, то Люк и Антонио — одно лицо, а следовательно, я никак не мог убить твоего отца. Разве что…

Пауза.

— Папа!

— Сынок!

Будут в твоей жизни и взлеты, и падения, и удачи, и разочарования. Но помни, сынок, самое главное — как бы ни сложилась твоя судьба, в какие бы обстоятельства ты ни попал, при любом раскладе надо оставаться человеком! Хитрой, коварной, беспощадной тварью!

Делегаты вошли в кабинет бургомистра и остановились перед его высоким креслом.

— Какое у вас дело? — спросил бургомистр.

— Беспорядки в городе, — вежливо склонив голову, ответил глава делегации. — На улицах хулиганы бесчинствуют.

— Вот как? — приподнял брови бургомистр. — И кто же это?

— Молодые люди, в основном подростки совсем. Хотя есть и взрослые…

— Это же молодежь, — снисходительно улыбнулся бургомистр. — Зачем так сразу обзывать хулиганами? Будьте к ним снисходительны. Не судите о человеке по его нежному возрасту.

— А Вы бы их видели! — возразил делегат. — Головы обриты, лица размалеваны черепами, в руках цепи…

— Ну и что же? Мало ли, кто как стрижется и какой макияж носит! Не судите о человеке по внешнему виду!

— Но они одеты в форму Легионов Смерти! — не сдавался делегат.

— Форма как форма, — пожал плечами бургомистр. — Теплая, практичная и вполне по сезону. Не судите человека по одежке.

— Но они призывают к геноциду, выкрикивают расистские лозунги и распевают Имперский марш!

— Песенки — это всего лишь песенки. Не все обязаны разделять ваши музыкальные пристрастия. Не судите человека по его художественному вкусу.

— Но они же…

— Ну хватит! — не выдержал бургомистр и стукнул кулаком по столу. — Вы меня уже достали своими жалобами! Какое вы вообще имеете право судить человека, грязные эльфийские скоты?!

«Каждые сто лет силы Добра и силы Зла сходятся в ритуальной битве, чтобы решить судьбы мира на ближайшие сто лет. И тот, кто победит в этой битве…»

Знаем-знаем, проходили. И уж кто-кто, а я эту историю обязан помнить назубок. Все-таки отпрыск царского рода, а значит, дальний потомок самого первого Воина Добра. Вот уж повезло так повезло! Родиться бы мне хоть на пару лет позже или раньше, так ведь нет. Это ведь именно в нашей семье раз в сто лет рождается Избранный — ну, знаете, тот самый несчастный придурок, которому предстоит драться с Воином Зла. Если кто еще не понял, то нынешний Избранный — это я. Повезло, я же говорю. А чтобы уж совсем никаких сомнений не возникало, у меня и родинка особая есть на правом плече, и рождение мое ознаменовалось чудесными знамениями, да и вообще все знаки указывают на меня. Тут уж не отвертишься. Исполнилось мне семнадцать лет и семнадцать дней, облачили меня в дедову кольчугу, вручили прадедов меч, отец меня поцеловал в лоб и отправил на Арену Веков. Иди, сынок, решай судьбу мира.

Все бы ничего, если бы против меня вышел какой-нибудь нормальный парень, отмеченный Злом. Ну набил бы я ему морду, что я, морд не бил? Выиграл бы для светлых сил еще один век процветания и благоденствия. Ну или проиграл бы, в крайнем случае, хоть и неприятно было бы, конечно. Да вот только не вышел никто со мной сражаться. И не в том даже дело, что перевелись на свете потомки Черного Рыцаря — вовсе нет, их-то как раз хватает. Если уж на то пошло, то я сам — его пра-пра-пра-в черт-те знает какой степени-правнук. Прадед мой — тот, от которого мне меч достался, сто лет назад сражался на этой Арене как Избранный Добра. Ну и победил не кого-нибудь, а мою же прабабку, она за Зло выступала. То есть тогда-то она еще не была моей прабабкой, это уж потом они поженились, а через девять месяцев дед мой родился, ну и так далее. От прабабки у нас у всех, и у деда, и у отца, и у меня — хитрая отметина на левой щеке, родимое пятнышко в виде летучей мыши. Ну и конечно, мое рождение было отмечено особым знамением, и черный ворон прилетал к моей колыбели, и змеиный язык я, кстати, понимаю как родной. Так что, выходит, мне вдвойне повезло.

Как стукнуло мне семнадцать лет и семнадцать дней, примчались троюродные дядьки-тетки и дальние кузены, накинули мне поверх кольчуги черный плащ, закололи его прабабкиной брошью из кровавых рубинов, сунули в руки костяной жезл и послали на Арену Веков.

Вот и стою я тут как дурак. На плече одна родинка, на щеке — другая, одну руку меч оттягивает, в другой костяной жезл нехорошим огнем светится, и что мне теперь делать — ума не приложу. Как тут прикажете решать судьбу мира? С кем сражаться? Кому морду бить?