Они были растеряны и одновременно полны сострадания и беспокойства.

– Да мы тут домой собрались. Ужинать. Лучше завтра сходим,- сказал Бран.

Астроном перевел взгляд с одного лица на другое и ничего не ответил.

Мягкий хрипловатый голос Ганно произнес:

– Поднимайся-ка с нами, парень. Хотя бы сегодня. На улице темным-темно и, похоже, идет дождь. Ноябрь ведь. Сейчас тебя там ни одна живая душа не заметит, вот и пойдем ко мне, посидим у очага в кои-то веки вместе, горяченького поедим, потом под крышей выспишься, а не под землей...

Гуннар отшатнулся. Лицо его словно вдруг погасло, скрылось в густой тени.

– Нет,- сказал он,- они выжгут мне глаза.

– Оставь его в покое,- сказал Пер и отпустил вагонетку; тяжело груженная вагонетка покатилась к выходу.

– Потом проверь, где я сказал,- повернулся Гуннар к Врану.- Шахта не мертва. Сам увидишь.

– Хорошо. Потом вместе сходим, посмотрим. Доброй ночи.

– Доброй ночи,- откликнулся астроном и свернул в боковой туннель, как только рудокопы тронулись в путь. У него с собой не было ни лампы, ни свечи, и через секунду его поглотила тьма.

Утром в забое его не оказалось. Не пришел.

Бран и Ганно пробовали его искать; сначала довольно лениво, потом как-то целый день. В конце концов они осмелились дойти даже до самых пещер и бродили там, время от времени окликая его. Впрочем, даже они, настоящие старые шахтеры, не осмеливались в этих бесконечных пещерах звать его по имени во весь голос - так ужасно было слышать в темноте гулкое несмолкающее эхо.

– Он ушел вниз,- сказал Бран,- еще дальше и вниз. Так он говорил: иди вперед, нужно идти вперед, чтобы найти свет.

– Нет здесь никакого света,- прошептал Ганно.И никогда не было. С сотворения мира.

Но Бран был старик упрямый, с пытливым и доверчивым умом; и Пер его слушался. Однажды они вдвоем отправились к тому месту, о котором говорил астроном, туда, где крупная жила светлого твердого гранита пересекала более темный массив и была оставлена нетронутой лет пятьдесят назад как пустая порода. Они привели в порядок крепеж - в старой штольне несущие балки совершенно сгнили - и начали врубаться в гранит, но не прямо в белую жилу, а рядом и ниже, там, где астроном оставил знак - вычертил на каменном полу свечной копотью чтото вроде карты или схемы. На серебряную руду они наткнулись сантиметров через тридцать, под кварцевым слоем; а еще глубже теперь здесь работали уже все восемь человек - кирки обнажили чистое серебро, бесчисленные жилы и прожилки, узлы и узелки, сверкающие в кварцевой породе подобно созвездиям, скоплениям звезд в беспредельности глубин, в бесконечности света.