Ну, сейчас не сейчас, а часок пришлось подождать.

Кривоносый плотный низенький, с могучей шеей вольного борца и широкими плечами, усыпанными перхотью, он двинулся по кругу здороваться. Протянул руку истцу, а тот проигнорировал:

— Давай ещё обнимемся.

Хитрый армян быстро смекнул, что за интерес к его персоне:

— Ты что, брат, обиделся? Да я сегодня тебе долг отдам — знаешь ведь, на "Мерс" потратился.

— Сколько должен-то? — поинтересовался я.

— Одиннадцать тысяч, — откликнулся армян. — Правильно?

Истец подтвердил.

Я Кастаняну:

— Долг вернёшь и такую же сумму в нашу кассу в качестве пени и науки впредь — делай бизнес честно.

— Хорошо, брат, — не без душевного скрипа выдавил владелец нового "Мерседеса".

— И со словами поаккуратней — какой ты мне брат, черножопый?

Кастанян набычил шею с головой и ринулся в двери.

— Неприятный тип. Как мог такому на слово поверить? — подал истцу визитку. — Звони, если что.

Дежурный вошёл:

— Босс, ЧП у нас….

Он лежал спиной на прошлогодней хвое — кулаки и губы разбиты в кровь, синева под глазом. Нудный мелкий дождь подлоснил голый торс.

— Что произошло?

— Бились честно. Витёк ему пяткой в грудь заехал — видать сердце не выдержало.

— Из-за чего?

— Из-за бабы. Тёлку делили.

Черти! Сопляки! Нашли из-за кого драться! Впрочем, мальчишки всегда дрались из-за девчонок. На лицо несчастный случай — и никакого умысла. Но разве ментам докажешь?

— Чей боец?

— Ну, мой.

— Ну, твой. Вези к мамочке — пусть оплачет. Скажи, все расходы на похороны берём на себя. Да проследи, чтоб из дома ни ногой, и телефоны отключи — не надо ей ментам звонить. Я с ней завтра поговорю.

Инцидент испортил настроение, задал уму пищу. Погода опрокинула планы на вечер — вместо парковой прогулки, растопили с Катюшкой камин и забрались с ногами в кресло. Читали Пушкина "Руслан и Людмила".

— А почему голова в поле?

— Это сказка, солнышко.

— Значит, не плавда?

— Мечта. Умеешь мечтать? Сомкни реснички, представь волшебную страну, в которой кукла Маша с тобою разговаривает. Вы гуляете, взявшись за руки, и собираете цветы.

Катюша послушно закрыла васильковые глазки и углубилась в грёзы. Улыбка тронула её губки. Потом вздрогнула и плаксиво наморщилась.

— Фу!

— Что с тобой?

— Голова плотивная….

Соловьиная трель позвала меня к сотику.

— Наташ, почитай ребёнку.

— Она так интелефно не умеет, — закапризничала Катя.

— Алло.

Звонил дневной посетитель — жалобщик на Кастаняна.

— Ну, что, не отдал Жорик долг. Со двора вытолкал да ещё сказал: "дабл ю в рот всех твоих защитников".

— Так и сказал? Странно. А мне кассир доложила: деньги он сдал — все одиннадцать тысяч. Вы где сейчас? Ждите, подъедем.

Вызвонил Лёвчика.

— Наташ, ложитесь спать, я отлучусь.

Лёвчик перемахнул ворота и открыл нам калитку. Во дворе мок под дождём чёрный "Мерседес".

— Зови хозяина, — приказал водителю.

Лёвчик забарабанил кулаком в стёкло веранды, ногой в её дверь. Потом выглянул на улицу и нажал кнопку звонка. Явился Георг, полураздетый и напуганный.

— Знаешь ты кто? — взял у Лёвчика отвёртку и нацарапал на крышке "мерсого" багажника непристойное слово.

— Я…. я сейчас принесу деньги, — взвизгнул хозяин.

— Не торопись. Я покупаю твой долг, — достал бумажник и отсчитал незадачливому владельцу магазина сантехнических товаров одиннадцать тысячных купюр. — Идите в "Лексус", мы с Жориком ещё поболтаем.

— Ты кого тут в рот имел? — придвинулся к обомлевшему армяну.

— Не верьте, — разом осип тот. — Врёт он всё, врёт! Оговорить хочет.

— Поверим? — оглянулся на Лёвчика.

Тот пожал плечами — воля барская, а можно и воспитать.

— Значится так. Завтра внесёшь полста штук в кассу или конфискую твоего "мерина" — на ишака пересядешь. И запомни, хачик, за базар надо отвечать.

Наташа укладывала Катюшу, да и уснула в детской. Я пробрался в кабинет — надо было многое обдумать.