Досрочно освобожденный от тягот семейной жизни мужчина не дослушал. Он положил на полочку в прихожей ключи и вышел, тихо прикрыв за собой дверь. После тех глубинных переживаний, той остроты восприятия, какие открылись ему во время блужданий по лесу, расставание с очередной, третьей по счету, «второй половиной» казалось комичным эпизодом.

Дальский не стал ломиться с сумкой в раздутый пассажирами транспорт. Он решил пройтись пешком. Мысли о потерянном времени не давали ему покоя. Вспомнился детский фильм с аналогичным названием. Мамонт похолодел. Остановившись, с беспокойством взглянул на витрину магазина «Товары для детей». Отражение было обычным, он не постарел, не помолодел, а бледность заросшего щетиной лица и мешки под глазами не удивительны, стоило только вспомнить, сколько выпито.

– В детство впал, думаю что попало. Кто знает, сколько дней я там Мараковне стихи читал? – пробормотал экономист и, подумав: «Поэзия – наше все!», двинулся дальше.

Жил он не так уж и далеко от проспекта Ленина, где находилась квартира его сожительницы. С удовольствием глядя на ровный асфальт, прошелся вдоль главной транспортной артерии города, свернул на улицу Молодежную и скоро уже стоял у дома на проспекте Красноармейском. Поднимаясь по лестнице на пятый этаж, порадовался, что, несмотря на все жизненные перипетии, ему как-то удалось сохранить эту квартиру.

Бросив сумку на пол в прихожей, первым делом направился в душ. Вода смыла и пот, и грязь, и душевные переживания тоже. Что таить, расставание было не совсем безболезненным, где-то, с самого края, все-таки царапнуло душу. Мамонт немного подумал и решил, что этот оцарапанный край души, видимо, оккупировало самолюбие.

Вздохнув, включил телевизор. Показывали фильм про вампиров. Хотел переключить, но пульта на тумбочке не оказалось. Он махнул рукой и, взяв вату и бутылек с зеленкой, направился к шифоньеру.

Сначала посмотрел в зеркало, вытянувшее его отражение во всю длину дверцы, показал себе язык и лишь потом нагнулся, чтобы смазать зеленкой несколько глубоких царапин на ногах. Зажгло. Мамонт покряхтел – щиплет, но куда денешься от неприятных ощущений? Выпрямившись, распахнул дверцы шкафа и…

И оторопело уставился на высокого парня с темно-бордовыми волосами длиной ниже плеч и остановившимся взглядом рубиново-красных, обведенных кругами усталости глаз.

– Где-то я тебя уже видел, – задумчиво произнес Мамонт, разглядывая гостя.

Одет незнакомец из шкафа был в просторную тусклую рубаху серого цвета и такие же штаны – тоже свободного покроя. Если убрать ряд костяных пуговиц на груди и сделать костюмчик белым – вылитый китаец, подумал, было, Дальский, но вспомнил, что у китайцев кожа желтого цвета, а этот синюшный, словно удавленник.

– Домушник, задохнулся, пока меня не было, – предположил мужчина. Потом из глубины подсознания всплыла другая, социально адаптированная версия. – Белочка, – пробормотал он, но вовремя вспомнил о том, как заговаривал Васькин двор от покражи, и о неожиданно обнаруженных у себя экстрасенсорных способностях. – Или полтергейст?

Тут он заметил длинные острые клыки, торчащие изо рта незнакомца, и вспомнил, что такая же страшная харя выглянула из-за ствола сосны, когда он блуждал в лесу, но тогда Мамонт не придал этому значения, решив, что немного тронулся умом на фоне похмельного синдрома. За спиной надрывался воем Дракула, фильм логически заканчивался протыканием нежити осиновым колом и прочими антивампирскими мерами, успешно взятыми на вооружение положительными героями. У экономиста возникло подозрение, что один из бригады Дракулы стоит перед ним, но он отмахнулся. Не бывает такого. Просто не может быть, и все! Он бы еще поразмышлял о том, что за существо поселилось в шифоньере, и о том, куда делась одежда, но странное видение резко захлопнуло дверцы со своей стороны. Дальский так возмутился наглостью этого незарегистрированного на его жилплощади феномена и пустотой шкафа, что ринулся внутрь – узнать, куда кровососущий дел его вещи. Не тут-то было: вампир очень материально навалился на дверцы со своей стороны.

Отойдя для разбега шага на три, Мамонт ринулся на штурм шкафа, и ему почти удалось прорваться. Дверцы с той стороны, где по всем законам мебельной промышленности должна была быть фанерная стенка, раздвинулись сантиметров на десять. И заблокировались. Человек увидел длинные пальцы с вылезшими от напряжения из подушечек когтями. Посмотрев на когти, Дальский сообразил, в чем дело. Резко захлопнув шифоньер, отпрянул, потом рванул с шеи нательный крест, вытянул руку и принялся делать крестное знамение. Вместо молитвы побледневшие губы почему-то шептали «Марсельезу», но Мамонт не обратил на это внимания. Он осторожно открыл шифоньер и заглянул внутрь: наваждение исчезло, одежда вернулась на место. Однако глубокие борозды, к его не менее глубокому возмущению, остались украшением на задней стенке раритетного бабушкиного шифоньера.

Размышляя о природе феномена, Дальский решил, что, видно, в нем после пережитого в лесу потрясения открылись паранормальные способности. Этот вариант он принял безоговорочно, потому что альтернативой был старый добрый сдвиг по фазе. Но все же опасаясь за душевное спокойствие, восстановленное с таким трудом, решил, что в одиночестве сейчас оставаться не стоит. Надев чистую бежевую рубашку, черные джинсы и бессменную вельветовую куртку, он вышел из квартиры.

Думая о госте, посетившем его шифоньер, экономист не сразу заметил, что солнце стоит высоко. Когда же до него дошло, что домой-то пришел часов в девять утра, пробыл в квартире от силы минут тридцать, а сейчас уже не меньше часа дня, Дальский снова напрягся.