После нашего возвращения в Мэриэг, мы узнали любопытные новости. Битва у храма Блареана не состоялась.

— Когда мы прибыли туда, — рассказывал Караэло, — лисы уже исчезли. Они не пожелали с нами драться.

Сражения не было. Зато все говорили о каком-то чуде, которое сотворил бог или его жрецы. Правда это или нет, но мадариане оставили этот храм в покое. Мы совершили еще один рейд на защиту храма в Лумпуре. И там тоже была безжалостная драка. Из десяти нападавших мадариан уцелело двое, и оба были тяжело ранены.

— Теперь нам следует быть острожными, — сказал Караэло, — король будет вне себя.

Его слова имели смысл. Тамелий готовил нам западню.

— На завтра назначена Большая охота, — объявил принц, — вы все приглашены.

На лице его была немного кислая улыбка: все реже совместные развлечения с братом становились истинным удовольствием.

Мрачная тень недоверия, подозрений и затаенной вражды легла на самые любимые прежде занятия принца. Он любил охоту, ее азарт, погоню, взрыв чувств — все то, что с древних времен живет в крови мужчины.

Валедо Орантон любил соколиную охоту, любил смотреть, как его птица скользит по небосводу и с непостижимой точностью падает на добычу. Любил охоту с гончими. Каждая кровинка его при этом испытывала счастье. Все это понимал я, странным образом проникая в ум принца. Мне прежде доводилось гнать зверя, но на охотах с таким размахом я еще не бывал и меня охватил интерес.

Но, как принц, я испытывал сейчас какое-то внутреннее беспокойство. Нет, я ничего не боялся, просто мне казалось, что завтра произойдет нечто необычное.

Мы разошлись по домам — следовало лечь пораньше, ибо утром придется вставать спозаранку.

Но был другой человек, о противоположном отношении которого к предстоящей охоте никто и не подозревал.

Как автор цикла, я имею право прервать повествование мессира Жарры, с тем, чтобы внести в историю полную ясность, ведь были в ней подробности неведомые его взору, но умолчать о них, означало бы сделать ее несколько однобокой, а потому я привожу рассказ старого камердинера короля.

'На шестой день после дня Матери была назначена Большая охота. Главный распорядитель охот кэлл Линд сделал все необходимые приготовления.

Его величество встал с утра в плохом настроении и всматривался в окно, отчаянно желая увидеть в нем признаки плохой погоды, но, увы, все обещало великолепный солнечный день.

Раздраженно вызвав меня, его величество с моей помощью облачился в свой великолепный охотничий костюм, я и слова от него не услышал, — так бывало, когда король находился не в духе.

А я размышлял о превратностях королевской жизни. Вот ведь, кто бы мог подумать, что наш великолепнейший Тамелий Кробос так не любит охоту. Никто об этом и не догадывался, но я-то знаю, что это так. Он с детства ненавидел охоту, и я догадываюсь почему. Это занятие всегда казалось ему крайне опасным, наверное, его величество имел основания полагать, что ему угрожает любая случайность. Несмотря на огромную, хорошо вооруженную свиту, его тревожили звуки рожка, бешеная скачка и полет стрел. Кто знает, а вдруг одна из них изменит однажды свое направление, точно так же как это случилось с его старшим братом. Или в густой кроне дерева притаился человек, который ненавидит его, Тамелия Кробоса?

Ко всеобщему стыду, в Ларотум найдется немало людей ненавидящих его, жаждущих смерти венценосного врага.

И вообще, мне всегда казалось, что его величество чувствует себя спокойно только в стенах Дори-Ден'.

Но даже личный старый камердинер, одевавший его с детства, не знал о том, что творилось в голове Тамелия.

Не взирая на огромные страхи, Тамелий в первую очередь был королем. Кроме камердинера, умевшего притворяться и скрывавшего свою проницательность с опытностью старого слуги, никто и не ведал о страхах короля. Он улыбался, шутил, всегда дотошно обсуждал детали, радовался собакам, которых у него было не счесть.

Все считали, что охота доставляет его величеству истинное наслаждение. Тамелий никогда бы не показал свою слабость — не по-королевски!

Ведь, охота была важной составляющей жизни знатных людей. Это и светское развлечение, и способ проявить себя. И отменить, и не участвовать в нем было никак нельзя.

Глядя, как горят глаза маркиза Гиводелло, как втягивает носом холодный лесной воздух старый Фэту, теребит гриву роскошного коня в великолепной упряжи брат, Тамелий ни за что не позволил бы себе признаться в своей трусости, и отказать всем в таком увлекательном и желанном для них действе.