В десятилетнем возрасте Бегин вступил в сионистскую скаутскую организацию, а после тринадцати лет стал членом молодежной сионистской организации «Бетар» («Брит Трумпельдор» [6] ), основанной одним из наиболее экстремистски настроенных главарей сионизма Зеевом (Владимиром) Жаботинским (1880–1940 гг.).

Именно Жаботинского с его ставкой на насилие Бегин считает своим духовным отцом и взахлеб прославляет как «государственного деятеля, оратора, поэта, солдата — величайшего еврейского политического вождя современности после Герцля (одного из основателей сионизма)». Как раз из «Бетара» и вышла потом ультра-террористическая сионистская организация «Иргун цвей леуми».

В 1938 году Бегин стал уже «командором» польского отделения «Бетара» и участвовал во Всемирном конгрессе этой организации, на котором занял крайне реакционные позиции и во всеуслышание поклялся «освободить еврейское отечество силой оружия». К руководству польским отделением «Бетара» Бегин шел путем провокаций, погромных подстрекательств и демагогии. Он мог говорить часами. Но даже его родной брат сказал ему как-то однажды, что говорит он долго и яростно, но… ни о чем!

Это было сказано, когда Бегин еще был студентом Варшавского университета и только начинал свой путь в сионистские «фюреры». Он, видимо, учел критику. С тех пор во всех его выступлениях было «содержание», был главный тезис — ставка на насилие, на создание сионистских штурмовых отрядов (прямая аналогия между штурмовиками сионистскими и нацистскими. И те и другие — орудие террора, и те и другие размахивали знаменами разнузданного национализма и расового превосходства, и те и другие утверждали, что выступают за восстановление «исторической справедливости» в отношении «их» народов, и требовали «жизненного пространства»).

Даже форма у бетаровцев была коричневая, как у нацистских штурмовиков. И в момент бракосочетания Бегин и его будущая жена предстали перед раввином в коричневой бетаровской униформе.

В 1939 году, когда гитлеровцы захватили Польшу, Бегин бежал в Вильнюс. Нет, он не собирался принимать участие в антифашистском сопротивлении. Конечно, он осуждал нацизм — не осуждать нацизм ему было нельзя. Но уже тогда его главными врагами была Англия, осуществлявшая мандатное управление в Палестине через так называемое «Правительство Палестины», и прогрессивные силы, которые Бегин люто ненавидел за то, что они «отвлекали» еврейские массы от всеобщего участия в сионистских планах.

Оказавшись в Вильнюсе, Бегин пытался создавать и здесь бетаровские организации и организовать отправку евреев, способных носить оружие, в Палестину, а не на борьбу против нацистских оккупантов. Одновременно он вел антисоветскую пропаганду, за что и был арестован. Однако уже в 1941 году был освобожден и вступил в формировавшуюся тогда на территории СССР армию польского генерала Андерса, который, как и он, тоже не собирался вести борьбу против гитлеровцев. Вместе с андерсовцами Бегин ушел сначала в Иран, а затем в Палестину.

Несколько лет спустя Бегин написал книгу «Белые ночи». Чувствуя, что рассказа о «страданиях в лапах большевиков» у него не получается (нет материала!), Бегин изложил в этой книге свою идейную программу. Сам он рисуется этаким героем, стойким и принципиальным борцом, уверенно опровергающим «коммунистические догмы».

Бегин позирует и откровенно рисуется, похваляется своим животным антикоммунизмом, повторяет и смакует избитые клеветнические утверждения антисоветской пропаганды. Он еле удерживается от того, чтобы только в открытую не приветствовать нападение Гитлера на Советский Союз. Зато именно в те дни, когда советские солдаты гибли, преграждая путь фашистским армиям, Бегин с сочувствием слушает слова своих друзей по камере — антисоветчиков, жалеющих, что они не оказались на уже оккупированных Гитлером советских территориях и не получили возможность сотрудничать с гитлеровцами. Единственное, что он осуждает в Гитлере, — так это то, что фашисты уничтожают евреев. Об испытаниях, выпавших на долю других народов — поляков, русских, украинцев, белоруссов, он и не вспоминает. Сам он кроме лютой ненависти к ним и чувства превосходства над ними ничего не испытывает.

Зато цинично оправдывает встречи одного из главарей сионизма (Вейцмана) с Муссолини на предмет сотрудничества. Оправдывает он и Герцля, предложившего в свое время услуги для борьбы с революционерами царскому министру внутренних дел Плеве. По мнению Бегина, «когда дом горит», можно, сотрудничать хоть с чертом, лишь бы «спасти дом». «При определенных обстоятельствах ие могло быть и речи о морали», — пишет он в своей книге «Револьт».

Это Бегину принадлежат слова: «Мы ищем еврейского Муссолини!»

Конечно же, после всего этого Бегин палец о палец не ударил для борьбы с фашизмом. В 1943 году, когда народы не щадили сил в борьбе против гитлеровских орд, Бегин дезертировал из армии и стал главарем террористической сионистской организации «Иргун цвей леуми», которая под флагом «борьбы за освобождение еврейского отечества» наносила удары по англичанам в Палестине. Бегин отказался признавать перемирие в борьбе против англичан, провозглашенное до конца второй мировой войны Еврейским агентством и сионистскими вооруженными силами в Палестине «Хагана».

Действия руководимого Бегином «Иргуна» были таковы, что, как пишет его биограф Эйтан Хабер, даже евреи считали, что «Иргун» помогает нацистам («Менахем Бегин — легенда и человек»). Банды «Иргуна» и отпочковавшейся от нее террористической группы «Лехи» (их главари не поделили между собой власть), по словам того же Хабера, действовали в глубоком подполье больше из страха перед еврейским населением Палестины, чем перед английскими военными властями. Евреям было за что ненавидеть «Иргун» и «Лехи», террористов, заставлявших их платить себе дань: террористы Бегина не останавливались даже перед тем, чтобы врываться в еврейские дома.