Февраль 1840

— Никогда, никогда я больше не уеду из дому так надолго! — Миссис Ченсли сбросила пелерину на руки горничной и поочередно расцеловала отца и мать.

Лорд и леди Уэвертон смотрели на свою взрослую дочь и чувствовали, как их тревога успокаивается. В письмах Бобби иногда проглядывала такая тоска по дому и еще по чему-то, чему леди Уэвертон боялась дать название…

Однако, похоже, если Роберте чего и не хватало, так это Рождества в Сент-Клементсе в семейном кругу. Стоило ей переступить порог родного дома, как выражение нетерпеливого ожидания, которое в последние три недели ежедневно наблюдали ее муж и лучшая подруга, уступило место восторженности. Бобби оказалась не в состоянии устоять на одном месте, ей хотелось обежать весь дом, проверить, на месте ли безделушки и картины, не покрашен ли заново косяк в ее старой детской, где лорд Уэвертон со смехом отмечал, как растет его дочь…

Джеффри Ченсли, если и вынужден был собирать по крупицам все свое терпение, чтобы приспособиться к выходкам жены, не подавал виду, оставаясь все таким же полным и добродушным, и леди Уэвертон со вновь проснувшейся тревогой повернулась к третьей путешественнице.

Сара Мэйвуд скромно стояла чуть поодаль, и те, кто знал ее так давно и хорошо, как добрые друзья Уэвертоны, сразу могли бы сказать — девушка предается воспоминаниям, и воспоминания эти не из приятных. Сара не была в доме Уэвертонов уже много месяцев, с тех пор, как июньским днем ее мечты развеялись по ветру, подобно семенам одуванчика. Бобби жила в поместье супруга, и остаток лета Сара чаще проводила там, изредка заглядывая в дом своего дядюшки Фоскера. В доме Уэвертонов все слишком живо напоминало бы ей о последних шести годах жизни… Жизни, полной смехом, надеждами и… Артуром.

Артур Уэвертон уехал через несколько дней после объяснения у пруда, и супруги Ченсли постарались сделать все, чтобы смягчить для Сары боль расставания с тем, кого она так долго и преданно любила. Бобби делала для подруги то, что считала правильным — развлекала ее как могла или оставляла в одиночестве, когда, как ей казалось, Саре нужно побыть одной, чтобы справиться с одолевавшей ее печалью.

Бедняга Джеффри безропотно согласился с решением жены взять Сару с собой в Италию, он уже понял, что вместо одной молодой женщины с непредсказуемым нравом в его доме будут жить две. Старая миссис Ченсли, благоволившая к мисс Мэйвуд едва ли не больше, чем к взбалмошной Роберте Уэвертон, по-матерински обласкала девушку и охотно предоставила ей кров, как до этого — леди Уэвертон. И Саре оставалось только оценить эту заботу и неизменно выглядеть благодарной и приветливой, улыбаться и уверять друзей, что она прекрасно себя чувствует и с удовольствием выпьет чаю или поедет на пикник. Даже если на самом деле ей хотелось спрятаться в своей комнате и рыдать до головной боли. Бобби как никто другой понимала чувства подруги, но если и она не могла позволить себе всегда показывать только истинные чувства, что уж тогда говорить о такой блюстительнице приличий, как Сара?

Один летний день тянул за собой другой, как ребенок тянет за веревочку деревянную лошадку, и чем меньше Сара плакала, тем глубже ощущала унылое равнодушие к прежде любимым занятиям. Ни долгие прогулки, ни новые романы, ни пестрое великолепие летнего сада не радовали ее, и часто в отсутствие Джеффри они с Робертой сидели молча вдвоем в комнате для рисования, поочередно вздыхая о собственных горестях и о бедах друг друга.

Все-таки жизнелюбие Бобби и привязанность к близким одержали победу над разочарованием в любви. Она вышла замуж за хорошего человека и до сих пор не жалела об этом. Значит, такой рецепт сгодится и для Сары, ведь Сара создана для замужества гораздо в большей степени, чем излишне независимая Роберта. А это означает, что надо действовать безотлагательно. Перед собственной свадьбой Бобби черпала силы у неизменно любящей и такой рассудительной подруги, теперь пришла ее очередь служить опорой и утешением, и, надо признать, новая роль неплохо удавалась Роберте.

По случаю двадцатилетия Сары супруги Ченсли устроили грандиозный праздник, куда было приглашено немало джентльменов подходящего возраста и положения. Бобби не возлагала особых надежд на постоянство Генри Коула. Нет, Саре нужно новое чувство, и она скорее обратит свое любопытство к человеку незнакомому, способному заинтересовать и увлечь ее. Именно поэтому на балу оказалось немало кузенов и приятелей ближайших соседей Ченсли, так удачно гостивших у своих друзей в ожидании большой осенней охоты.

Разумеется, Сара выглядела очаровательно в нежно-розовом платье с фестонами, даже невзирая на некоторую худобу и бледность. Имениннице опять, как и в предыдущие два года, дарили шляпки, книги и изящные фарфоровые безделушки, а леди Уэвертон преподнесла своей протеже старинный браслет с изумрудами. Сара испытывала неловкость, принимая такой подарок, но леди Уэвертон убедила ее отнестись к украшению не как к дорогой вещице, а как к сувениру на память от любящих друзей.

Леди Уэвертон понимала, что девушка отдаляется от их семьи, и не могла винить ее за это. Видеть людей, напоминавших ей об Артуре, Саре было так же тяжело, как и приезжать в их дом. Что ж, из неуклюжей девочки в тусклых платьях выросла прелестная леди, умеющая вести себя в обществе и сохранять достоинство в сложных обстоятельствах, и при этом нежная и скромная. Такой дочерью могла бы гордиться любая мать, и леди Уэвертон находила, что неплохо потрудилась и может не опасаться за будущее Сары хотя бы в том смысле, что у девушки есть соответствующее ее талантам положение в обществе. К сожалению, большего для Сары лорд и леди Уэвертон сделать не могли. Устроить свою судьбу ей предстояло без их помощи, как бы Бобби ни была уверена в обратном.

Миссис Фоскер, после стольких лет брака ожидавшая, наконец, появления наследника, на этот раз не портила Роберте настроение своим присутствием. Дядюшка Эндрю остался утешать жену, немало раздраженную тем, что она не смогла блеснуть на балу новыми кружевами.

Все остальные гости не скрывали своего удовольствия, особенно молодые девушки, обнаружившие небывалое количество кавалеров. Бобби не задумывалась, что ее желание рассеять грусть подруги повлечет за собой целых четыре помолвки, и по возвращении из Италии придется немало потанцевать на свадебных торжествах благодарных друзей.

Генри Коул едва не испортил благоприятное впечатление от праздника, вознамерившись объявить Саре о своих чувствах или даже сделать предложение вступить с ним в брак. К счастью для всех, Бобби постаралась не терять Сару из виду и не оставлять ее наедине с нежелательными поклонниками. Едва она заметила, как Генри старается отвести мисс Мэйвуд в сторону от танцующих пар, одновременно напуская на себя серьезный и торжественный вид, как тотчас вмешалась и увлекла Сару на другой конец зала, за что подруга была ей очень благодарна.