Анистратенко Ася
Шрифт:
Начался обряд прощания. Рядом с гробом люди клали пищу: варёный рис, бобы, овощи, лепёшки, листовки с прошением богам о приёме погибшего в рай. Церемония длилась до восхода солнца.
На восходе все встали на колени и опустили головы. Мне предложили сказать последнее слово о нашем боевом друге. Мою речь одновременно переводили в разных концах площади шесть переводчиков. По окончании митинга восемь китайцев, прикрыв лицо одной рукой, опустили лётчика в гроб. Он провалился на дно, и его сразу окутало белым облаком извести. В ту же секунду плакальщики, более пятидесяти человек, зарыдали в голос. Затрещали трещотки, раздались выстрелы из пороховых хлопушек. Китайцы распластались на земле. Тело накрыли дубовой крышкой, все щели замазали специальной смолой и стали грузить на машину. Гроб оказался настолько тяжёл, что его поднимали на специальных рычагах человек тридцать. Плач нарастал, усилились выкрики руководителей церемонии. Под грохот хлопушек, выстрелов, ударов в гонг, гром барабанов машина скрылась в клубах пыли в направлении Наньчана. Мы последовали за ней.
Тяжёлая катастрофа по вине китайской метеослужбы произошла в конце года. 25 декабря 1938 года самолёт, имевший на своём борту двадцать восемь человек, из которых двадцать три, выполнив Правительственное задание, возвращались на Родину, вылетел из Ченду. Прошло расчётное время, а самолёт не прибыл на аэродром назначения.
Нарастала тревога. Запрошенные промежуточные аэродромы по его маршруту не подтверждали пролёта. После полудня погода в этом районе резко испортилась: начался сильный снегопад, видимость нулевая. Только к ночи китайские власти сообщили, что самолёт произвёл вынужденную посадку в горах, всё благополучно, имеются двое раненых. По приказанию Г. И. Тхора была организована поисковая группа. Взяв продукты и тёплую одежду, на рассвете 26 декабря группа выехала на место катастрофы.
В местечке Маньян, у подножия горы, на высоте 1500 м, им пришлось оставить машины и продолжить путь пешком. К вечеру они добрались до небольшой деревушки и остановились на ночлег в домике местного правителя. Переводчик Лоу долго слушал рассказ хозяина дома, потом сказал: — Вот, что, друзья! Самолёт попал в снежную бурю, обледенел и разбился в горах, в тридцати километрах отсюда на запад. — Тяжело вздохнул и продолжал — Погибли почти все. В живых осталось только два человека. Эти двое приходили сюда вчера вечером, ночевали и утром ушли к самолёту. Дальше дороги нет. Нужно идти охотничьими тропами. Хозяин даст проводника. Местность здесь глухая, возможны встречи с тиграми и с «хунхузами» (местные бандиты).
Китайцы по своей натуре никогда сразу не сообщают о плохих известиях. Дипломатично смягчая события, они постепенно готовят вас к трагическому финалу.
На следующий день поисковый отряд прибыл к месту падения самолёта. В живых остались только двое — инженер по вооружению Владимир Коротаев и авиатехник Гологан. Оба они размещались в хвостовой части самолёта. Коротаева все друзья прозвали «Пик». Про себя он говорил:
«Я — бессмертный. Ни в воде не тону, ни в огне не горю!»
Как-то на мотоцикле на большой скорости он попал в аварию. Мотоцикл — всмятку. Володя сломал себе одно ребро. В другой раз перевернулся автобус, в котором ехали наши и китайские специалисты. В результате два китайца погибли, Пик, несмотря на то, что находился под автобусом, отделался лёгкой травмой стопы. И сейчас в этой потрясающей катастрофе откупился у смерти ценой повреждённой ключицы.
Как рассказал нам Коротаев:
«Вылетели мы из Ченду примерно в 12:00 дня. Через час полёта погода резко испортилась. Всё небо неожиданно заволокло тёмными тучами. Самолёт вошёл в снегопад, который всё время усиливался. Поднимаясь вверх, машина стала пробивать облака, но тут началось обледенение, появилась тряска. Филинчинский хребет и перевал оказались полностью закрыты облачностью. Видимости никакой. Экипаж то и дело протирал козырьки перед собою. Лётчик Коваль решил разворачиваться на обратный курс. Спустя какое-то время в кабину вошёл штурман и что-то сказал Ковалю, видимо, что можно снижаться, так как по его расчётам горы пройдены. Командир пошёл на снижение, хотя видимость по-прежнему была нулевая, даже крылья самолёта скрывались в снежной каше. Спустя несколько минут после перехода на планирование произошло столкновение. После сильнейшего сотрясения и страшного взрыва в передней части самолёта меня сбило с ног и ударило о внутреннюю часть фюзеляжа. Среди стонов, криков раненых и душераздирающих воплей умирающих пассажиров, просящих о помощи, раздался голос Коваля:
— Кто там живой?!. Помогите!
Я и техник Гологан, преодолевая страшную боль, поспешили к нему на помощь. Он был в полном сознании, попросил вытащить его на плоскость и перевязать ноги. Мы с большим трудом подняли лётчика и вынесли на крыло, кое-как усадили и попытались снять с ног унты, которые были похожи на мешки с костями. Он сразу застонал и сказал:
— Нет, ребята, не надо снимать, а то вы не сумеете их снова одеть, а я тогда замёрзну.
— Что нам делать? — спросили мы командира.
— Идите и найдите ближайший населённый пункт. Сообщите о нас местным властям и возвращайтесь обратно.
Оставив ему немного еды, мы отправились выполнять его приказ. Проплутав десятки километров, набрели, наконец, на китайскую деревеньку, жители которой на все наши попытки объясниться, насторожённо молчали. Случайно я нашёл в своём кармане портрет В. И. Ленина. Моментально ситуация изменилась. Китайцы заулыбались, кто-то пошёл за полицией, нам принесли поесть каши и пампушек. Немного передохнув, с двумя полицейскими мы тронулись в обратный путь. За время нашего отсутствия у разбитого самолёта никого не осталось в живых. Умер и Коваль. Он даже не прикоснулся к еде, которую ему оставили».
После этого случая Володя Коротаев и техник Гологан, объявив себя побратимами, всюду ходили в обнимку. Пик был высокого роста, худощавый брюнет, глаза карие, всегда смеющиеся, очень добродушный и приветливый. Замечательно играл на губной гармошке. Когда мы уезжали на Родину, он добровольно остался ещё на один год в Китае.
3 августа 1938 года три экипажа СБ: один вёл я, другой — лётчик Котов, третий — Анисимов, получили задание провести бомбометание аэродрома города Аньцин, на котором размещалась японская база по сборке бомбардировщиков. Чтобы лучше поразить цель, мы решили провести бомбометание методом прицельного одиночного сбрасывания с высоты 7200 м.
Длительное пребывание над целью дало возможность японской зенитной артиллерии пристреляться. В момент последнего выхода на цель осколком от разорвавшегося вблизи снаряда был повреждён наддув правого мотора на ведущем самолёте Котова. В это время в воздухе появились истребители японцев — И-96 и И-95. Из-за повреждения мотора мы шли на меньшей скорости, но имели плотный строй. Мой стрелок сообщил, что справа приближаются два самолёта противника. Я заметил их в ста метрах ниже от меня, когда они занимали исходную позицию для атаки. С левой стороны заходили ещё восемнадцать истребителей И-96, а сзади настигала группа из семи И-95.
Японские истребители намеревались атаковать наши самолёты с разных направлений. Мы стали уходить с разворотом вправо, стремясь оторваться от основной группы противника в сторону гор, подальше от линейных ориентиров. Я маневрировал скоростью, то снижая, то увеличивая её, одновременно по сигналу радиста, делая отвороты и довороты в ту или иную сторону. Японский ас на И-96 пристроился ко мне метрах в пяти сзади, так что я видел его лицо. Похоже, то был командир группы, главный самурай, наблюдавший, как его подчинённые ведут себя в бою. Японцы, перейдя на правую сторону, атаковали по одному, стремясь попасть в мёртвый конус и подлезть под стабилизатор одного из наших СБ. Манёвр этот, однако, им не удался. Слаженное наблюдение, быстрый переход стрелков от верхних турельных пулемётов к люковым и обратно, чёткие взаимодействия стрелков-радистов по принципу «защищай хвост соседнего самолёта» не дали противнику достигнуть успеха в бою. Истребители, осмелившиеся подойти на более близкую дистанцию, оказались сбиты. За пятьдесят минут, в течение которых длился бой, было сбито четыре японских истребителя.