Первую посадку мы совершили в пятнадцати километрах южнее столицы Монгольской народной республики. Тотчас множество автомашин с дипломатическими номерами окружило аэродром. У нас не было причин скрывать преимущества нашего СБ. Чтобы произвести ещё больший эффект, мы опробовали наши спаренные пулемёты ШКАС, скорострельность которых в то время считалась непревзойдённой. Длинной очередью из такого пулемёта можно было перерезать любой металлический самолёт.

Выстрелы оглушили всех находившихся поблизости, лишний раз, напомнив западным дипломатам, что Советский Союз обладает современной авиационной техникой. После такого невероятного грохота все военные атташе немедленно ретировались. Мы же, зачехлив свои «летающие крепости», уехали отдыхать.

Как правило, сдав самолёты, в течение первых трёх-пяти дней, мы знакомили китайских лётчиков с новыми для них машинами, после чего вылетали в Союз на завод, чтобы подготовить очередную партию для переброски.

На Родину возвращались на ТБ-3, тяжёлом четырёхмоторном бомбардировщике. В самолёт нас набивалось до сорока человек, и, несмотря на то, что у всех имелись парашюты, воспользоваться ими никто бы так и не смог. Людьми были забиты все щели, проходы, даже плоскости в фюзеляже. А если учесть, что перелёты над пустыней Гоби и Байкалом сопровождались сильной болтанкой, продолжительностью восемь-десять часов, то не трудно представить, как мы выглядели после посадки.

С начала 1938 г. мы приняли на авиационном заводе более 60 самолётов. Первые две партии передали китайским лётчикам, а с третьей сами включились в боевые действия.

По маршруту обычно задерживались на пару дней в Улан-Баторе. Необходимо было тщательно осмотреть материальную часть, так как следующий перелёт проходил над безлюдной пустыней Гоби. Часто попадали в песчаные бури и, хотя шли на большой высоте — порядка 5000 метров, но даже и сюда долетали песчинки, хрустевшие на зубах. Перегревались моторы, видимость сокращалась до предела, приходилось идти в слепом полёте. Солнце в этой зловещей тьме становилось тёмно-красным, расплывчатым, беспрестанно меняя форму, создавало причудливые миражи. Если не было бурь, горизонт просматривался очень далеко. Внизу паслись огромные стада диких коз, шарахавшихся в разные стороны от шума наших моторов. Холмы, обдуваемые ветром с песком, казались загадочными замками.

В городе поражало огромное количество бродячих собак с подвязанными красными лентами на шее. Такая собака считалась священной. В те годы в Монголии ещё существовала «долина смерти», куда свозили покойников. Их сбрасывали с машин, иногда ещё полуживых, и на полной скорости удирали, заметая след, чтобы дух мертвеца не вернулся обратно в юрту. В «долине смерти» и обитали собаки, пожирая всё, что попадалось на пути. Несмотря на то, что многие были в коросте, ранах, некоторые — бешеные, никто их не трогал, а при встрече, наоборот, уступали дорогу. Убить собаку, или даже обидеть, считалось большим преступлением.

В один из перелётов из-за отказа мотора СБ нашей эскадрильи сделал вынужденную посадку на монгольской территории. Добираясь до аэродрома на попутной машине, лётчик зашёл в местный магазинчик купить папирос. Одет он был в обычное лётное обмундирование, на ногах — унты из собачьего меха. У прилавка он обратил внимание на то, что два монгола, злобно посматривая на него, неожиданно встали на колени и начали гладить его унты. Подошли другие монголы. В помещении стало тихо. Заведующий магазином, к счастью, русский, быстро увёл лётчика за прилавок в свою контору, где предложил тому немедленно снять унты, спрятать их, и уже в ботинках вернуться на аэродром.

Устойчивая лётная погода благоприятствовала прямому перелёту на основную базу Китая — аэродром Ланьчжоу — перевалочный пункт для боевой техники, прибывшей из СССР. Задолго до рассвета мы поднялись в воздух и взяли курс на Далан-Дзадагад, последний населённый пункт на юге МНР. Боевые самолёты производили перелёты также по маршруту Алма-Ата-Урумчи-Хами-Ланьчжоу. Сам город и авиационная база часто подвергались налётам японской авиации, поэтому здесь была организована ПВО в составе зенитной артиллерии и истребительной группы советских лётчиков-добровольцев под руководством Жеребченко Ф. Ф.

Наша эскадрилья в составе двенадцати бомбардировщиков СБ строем ромб в плотном боевом порядке прошла над аэродромом, перестроилась в правый «пеленг звеньев» и, сохраняя дистанцию, благополучно приземлилась на посадочный знак, вызвав восхищение не только у всего лётного состава волонтёров, но и обслуживающего персонала — китайских техников и мотористов. Зачехлив материальную часть самолётов и вооружения, мы отправились в «литише» (название офицерского клуба в гоминдановском Китае от «ли-чжи-ше» — общество подъёма духа). Здесь в нашем распоряжении находились комнаты отдыха, бар, радиола с киноустановкой, а также бильярдные столы, в основном, карамболь без луз с тремя шарами.

В свободное время мы ездили смотреть Великую китайскую стену, знакомились с Ланьчжоу и его окрестностями. Город был большой и очень грязный. Узкие улочки и переулки застроены лавчонками, небольшими магазинчиками и ларьками. Тут же — дешёвые рестораны и харчевни, где за самую низкую плату можно отведать разнообразные местные блюда. У стен города теснились кустари, ремесленники — от гончаров до ювелиров. По городу с грохотом носились старые, разбитые автомашины иностранных марок, причём водители не соблюдали никаких правил уличного движения. Путь на аэродром пролегал через весь город. Гордости нашего шофёра, что он везёт советских лётчиков, да ещё по срочному заданию, не было предела. Стоило замешкаться кому-нибудь из регулировщиков, как он пулей выскакивал из машины и колотил полицейского за нерасторопность.