Но тех, кто не порвал своих связей с великими традициями, переубедить нельзя. Они знают, что по самой своей сути человек не экономическое, а религиозное животное и только поэтому ему дано подняться над животным уровнем. Настоящая элита — страж и пестователь этого духовного начала, и ей дано открыть человечеству такие перспективы, которые в иных измерениях остаются закрытыми.

Россия, ставшая эпицентром разрушительной работы глобалистов, не может выжить, не открыв этих новых перспектив. Новый интернационал четвертого мира, который она по всей вероятности возглавит завтра, будет воплощением альтернативного глобализма демократических низов. В качестве второго мира, меряющегося с первым по критериям силы и успеха, Россия потерпела поражение и погибла. Возродиться она способна только как четвертый мир, отвергающий ложные критерии и прерогативы первого. Дать этому миру истинное вдохновение — задача постэкономической элиты, обращающейся к народам через голову глобального либерального истеблишмента.

РОССИЯ И МОСКОВСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ НЕРАЗДЕЛИМЫ

Беседа Александра КАЗИНЦЕВА

с ректором МГУ академиком

Виктором САДОВНИЧИМ

Александр КАЗИНЦЕВ: Виктор Антонович, в одном из интервью Вы вспоминаете, как приехали из глубинки поступать в МГУ. Точно так же в столицу за знаниями приходили десятки тысяч юношей начиная с основателя Московского Университета. Скажите, может ли сегодня подросток из глубинки поступить в МГУ — без репетиторов и протекции?

Виктор САДОВНИЧИЙ: Ну что же, раз Вы заговорили об этом, расскажу о своем поступлении в МГУ. Может быть, кому-то эта история покажется любопытной, а кого-то и ободрит, поможет поверить в себя.

Действительно, я родился в глубинке — селе Краснопавловка Харьковской области. О Московском Университете мечтал с детства: как-то мне попалась брошюрка об МГУ. Но то была золотая мечта, казавшаяся недостижимой. Реальность оказалась куда более суровой: окончание школы пришлось совмещать с работой на шахте. Это было уже в Донбассе. После смены — общежитие, соседи — уголовники, вечно играли в карты. Но помяну их добром: как только я открывал учебник, они сразу же говорили: “Виктор учится” и уводили свою шумную компанию из комнаты. Признаюсь, я не решился послать документы для поступления в МГУ, отправил их в Минск, в сельхозакадемию. И тут меня выручил случай, из тех, что определяют судьбу. Начальник моего участка сам собирался поступать в МГУ, на юридический. Предложил ехать в Москву вместе. Я ответил, что только что отослал документы в Минск. Он сказал: “Давай так, — если они уже ушли, делать нечего, а если мне удастся их задержать, переадресуем в Москву”. Он был уверен в успехе: его жена работала на почте...

Вот так я оказался в Москве. Поступал на механико-математический. Конечно, сказывалась разница в уровне знаний абитуриентов из Москвы и выпускников школ из провинции. Но к чести наших учителей, скажу — те знания, которые они нам давали, могли служить хорошей основой для самостоятельного мышления. На экзамене маститый профессор задал мне вопрос о логарифмах. А мы их в школе не изучали. Экзаменатор изумился: “Как же ты хочешь поступать в университет, если логарифмов не знаешь?” Однако решил дать шанс: “Ты знаешь свойства показательной функции?” — “Да”, — отвечаю. — “А это — обратная”. — “Тогда я могу вывести свойства логарифмов”, — обрадовался я. И получил пятерку! Ну а потом была работа на совесть. На лекциях, в библиотеке, а когда она закрывалась, в аудитории до двух часов ночи: жили мы в университетской высотке и могли пользоваться аудиториями в любое время... В 34 года я стал профессором МГУ.

Теперь отвечу на вторую часть Вашего вопроса. Одна из важнейших традиций Московского Университета — демократизм и открытость. Да, и сегодня выпускник из глубинки может поступить к нам без репетиторов и протекции. Около половины принятых — не москвичи. Что делаем мы, чтобы помочь ребятам из провинции? Мы знаем, не каждому сейчас по карману поехать в Москву, и высылаем выездные комиссии для проведения предметных олимпиад в 60 регионов России. От Петропавловска-на-Камчатке до Архангельска. Получившим высшие баллы (а это до 10 процентов участников) их показатели засчитываются как оценка на вступительных экзаменах. Они едут в Москву, зная, что их там ждут, что им осталось досдать непрофильные предметы. В 2001 году через олимпиады прошло 12 тысяч человек. Это позволило нам отобрать наиболее талантливых.

Существует еще одна система поиска одаренных ребят. Проводятся олимпиады для школьников средних классов, и победителям предоставляют возможность учиться в школе-интернате при МГУ. Интернат был создан А. И. Колмогоровым и другими выдающимися учеными. Сейчас он называется СУНЦ — Специализированный учебный научный центр. Занятия ведут преподаватели Московского Университета. Я сам курирую СУНЦ и на встрече с Президентом попросил адресной поддержки для интерната, что позволит расширить его деятельность.

А. К.: Я знаю о той селекционной, а говоря человеческим языком, — подвижнической работе, которую проводят сотрудники МГУ. Но так ли обстоит дело в других престижных вузах Москвы?

В. С.: Насколько я знаю, лучшие московские вузы также ищут таланты в провинции. Может быть, не в таком масштабе, как мы, но ищут. Однако большинство вузов страны отныне комплектуется на 80—90 процентов из абитуриентов, проживающих поблизости. Позволить себе выехать за пределы города, области или региона, чтобы поступить в вуз, могут теперь немногие. Москва, Санкт-Петербург, да и другие учебные столицы России становятся все более и более недоступными для молодых людей, проживающих от них в двух-трех днях езды на поезде, не говоря уже о глубинке.

А. К.: Ректор МГУ — не только научная, но и общественная должность. Вы не раз проникновенно вспоминали своих предшественников. Кто из них ближе Вам по духу? Что в их деятельности, в их общественной позиции Вы считаете актуальным?

В. С.: Я уже не раз говорил, что трудно, да и бессмысленно гадать, что сталось бы с идеей Ломоносова об учреждении Московского Университета, если бы она не овладела мыслями и делами другого великого гражданина и просветителя России — Ивана Ивановича Шувалова. Выдающийся историк С. М. Соловьев назвал этого сановника и фаворита императрицы Елизаветы Петровны “министром новорожденного русского просвещения”. Шувалов не только сам понял исключительную важность Университета и — шире — просвещения для будущего страны, но и сумел убедить императрицу в приоритетности развития образования среди прочих важнейших и необходимых государственных задач. Елизавета Петровна взяла под свою непосредственную “протекцию” Московский Университет. И это были не громкие, не пустые слова — учитывая настроение Елизаветы Петровны, Сенат не только утвердил университетскую смету, но и увеличил ее с 10 до 15 тысяч рублей.