Мы ценим и ту горячность, с какой Вы воспринимаете наши материалы. Не беда, что в данном случае она побуждает Вас так безоглядно напасть на журнал. Что возмутило Вас — реклама “Литературной газеты”? Действительно, долгие годы она была рупором сил, разрушавших страну. И все это время “Наш современник” боролся с такими публикациями, особенно в период, когда они имели прямой практический эффект, когда решался вопрос — быть или не быть Союзу.

Тем важнее поворот, который н а ч и н а е т совершать “Литературная газета” с приходом нового главного редактора Юрия Полякова. Он сразу же обратился к писателям-патриотам, к нашему журналу с предложением сотрудничества. Вы сомневаетесь в его искренности, указывая на о д и н материал, продолжающий прежний курс “Литгазеты”. Но, согласитесь, еще год назад таких материалов были д е с я т к и — в каждом номере... Зато теперь после долгого перерыва в газете появились имена В. Распутина, В. Крупина, С. Кара-Мурзы, С. Викулова, А. Паршева, Э. Лимонова, В. Дегтева, А. Зиновьева, И. Стрелковой, А. Панарина. Особенно значим отклик А. Панарина на теракты в Америке, опубликованный как п е р е д о в и ц а сразу же после 11 сентября. С удовольствием цитирую: “Неужто можно было рассчитывать, что ему (американскому истеблишменту. — А. К. ) все сойдет с рук, что, загоняя большинство человечества в гетто деиндустриализации и неоколониализма, он будет вечно пребывать в искусственном оазисе неправедно достигнутого благополучия?.. Те, кто обрекает на невыносимые условия мировую периферию, должны ожидать — боль и отчаяние этой периферии так или иначе ворвутся к ним... За недостойное поведение своей правящей элиты во внешнем мире американский народ ответил ценой собственного благополучия и спокойствия. Отныне будет так, и только так” (“ЛГ”, № 38, 2001).

Если бы журнал мог оперативно реагировать на события, мы поместили бы статью А. Панарина на своих страницах.

Конечно, ручаться за редакционную политику другого издания неосмотрительно. Тем более, что на нее, несомненно, будет оказано давление как извне, так и изнутри. Но не поддержать благое начинание, не откликнуться на призыв к сотрудничеству было бы близоруко. Да это и не по-русски!.. Не говоря уже о том, что изменение позиции такого органа, как “Литературная газета”, в перспективе имеет огромное значение. Ее аудитория — интеллигенция, а это наиболее эффективный проводник идей. Если бы удалось на первом этапе хотя бы заставить этих людей задуматься, подвергнуть сомнению либеральную догму, антинародную и антинациональную по своей сути, которую они усвоили в 80-е, да так и не решаются пересмотреть, несмотря на все происшедшее со страной — и с ними самими! — если бы удалось добиться хотя бы подвижки в их настроении, это имело бы далеко идущие последствия.

Ну вот и объяснились. Вы правы в одном: это нужно было сделать сразу же, публикуя рекламу “ЛГ”. Следовало оговорить: мы поддерживаем не прежнюю “Литературку”, а п о в о р о т в ее политике. За подсказку — спасибо. Но и Вам, дорогой наш читатель, хочется попенять: что же Вы так легко усомнились в “хранителе чистого источника”? Это после публикаций названных Вами “Избы”, “Раскола”, “Поэзии. Судьбы. России”. После десятилетней борьбы журнала, его авторов за достоинство и права русского народа, за национальную, за русскую Россию. Право же, нужно больше веры! И — не обижайтесь! — меньше “роковых” слов. Вы пишете: “Нет больше порыва ехать в редакцию”, а сами не то что едете — это механическое действие, — а посылаете взволнованное письмо. Значит, не порвалась Ваша духовная связь с журналом. И не могла порваться — из-за одной, пусть даже неудачной публикации, — если эта связь глубока и искренна. Уверен — Вы еще не раз придете в редакцию. И мы будем Вас ждать: люди, читающие наш журнал так заинтересованно, так страстно, нам особенно дороги.

Александр КАЗИНЦЕВ

Из двустволки под ноги:

“По моей земле не ходи!”

Итак, свершилось: в земельном бастионе пробита еще одна брешь. По воле думского монолита, метко окрещенного в народе “ЕдиОТами”, земля становится т о в а р о м. И, стало быть, все теперь будет по формуле классиков: деньги—товар—деньги. Будет, как в песне: “...Все на продажу понеслось. Так что же с нами вдруг стряслось?” Маховик раскручен.

Нас, что называется, обули в лапти. И в прямом и в переносном смысле. Обули надолго — дай Бог не навсегда. В лапти стоптанные — не по размеру. Нам говорят: земли будут продаваться только “резервные”. Что за “резервные” — можно только догадываться. У нас в документах нет четкого разграничения о п р е д е-л и т е л ь н ы х понятий. По крайней мере, во времени. Сегодня они пахотные, завтра — резервные, сегодня — детские площадки, завтра — бензоколонки, сегодня на них стоят фабрики, заводы, завтра — их нет. Их купят и тут же снесут, разровняют. И это не гипербола, не преувеличение, ибо земля под ними, особенно в центре крупных городов, особенно в нашей первопрестольной, будет “вздута” (наверняка “вздута”) по стоимости за один квадратный метр в сотни раз дороже, чем сооружение, стоящее на ней.

Не верю в добропорядочность новых скупщиков и перепродавцов наших земель, наших недр, наших пространств. Да и кто они и откуда придут? Хорошо если они доморощенные, а если?.. Да что “если”? “Свои” тоже (и немало таких) имеют “двойное” гражданство. Кто даст гарантию, что другая страна не завладеет нашими территориями? Некуда будет ступить — закон на их стороне. Перекроют не только дороги к рекам, обнесут забором водохранилища — скупят за бесценок овраги, сделают их отстойниками нечистот, начнут извлекать из них бешеную прибыль. А о наших лесах и говорить нечего. “Процесс пошел...”

Недавно сосед мой, солидный, степенный и (сразу отмечу) не робкого десятка мужик, рассказывал: вышел погулять с собакой в чудесный лесок, а там... растут многоэтажные красавцы-дворцы. Выходит из темного леса... Нет, не медведь в кепке, и не охотник, и не буйнопомешанный, и не дух крестьянского поэта, не мужичок с ноготок. Выходит д е т и н а с новенькой ультрамодной двустволкой двенадцатого калибра. Стремительно вскинул, прицелился и... ахнул. Картечь под ногами вздыбила землю фонтаном. Детина (косая сажень в плечах, весом не менее двух центнеров) приблизился не спеша с дымящимися стволами, люто взглянул — собака взвыла, прижалась к ногам. Что, говорит, испугался? Правильно. В следующий раз пристрелю пса. А еще раз придешь — самого уложу.

Сосед рассказывал, а мне подумалось: “А что? И знать не будешь, как накатят, как на мушку посадят. За то, что к дому своему подойдешь. Выйдешь на прогулку и... не войдешь. Скажут: земля под домом, под твоей квартирой куплена, п р и-в а т и з и р о в а н а... Квартира? Квартира, то квартира, а земля под ней — отдельно. Метр ее квадратный в черте города, как и метр под заводом-фабрикой, стоит дороже метра квартирного. Не можешь выкупить — не подходи. Будет тоже, что и с собачкой”.

Конечно, лучше не думать об этом. Но думать приходится. Думать и действовать. Иначе, как говорила одна старушка, — к а ю к. Дождешься, домашешься — чур меня, чур, — а ты уж на улице. Нищий. Без роду, без племени.