Шрифт:
Второй путь — договориться со старыми руководителями КПЧ и ЧССР, заставить их принять советские условия. Если Дубчек и прочие вернутся в Прагу в прежнем качестве, то высочанскому президиуму ничего не останется, как им подчиниться.
Москва выбрала второй путь. У Дубчека и его соратников появилась хорошая возможность маневрировать, добиваться от советской стороны уступок в условиях, когда в Праге действует параллельный ЦК. Но они почему-то этого не сделали. Согласно подписанному в Кремле 26 августа 1968 года протоколу, советские войска должны были находиться в ЧССР “временно”, до наступления “нормализации” (срок не оговаривался), а вопрос об оккупации страны чешская сторона снимала с повестки дня Совета Безопасности ООН. В качестве уступки советской стороной было заявлено о поддержке политической линии январского и майского пленумов ЦК КПЧ. Но это на самом деле мало что значило, потому что главный партийный документ “Пражской весны” — “Программа действий КПЧ” — был принят на апрельском пленуме, а о нем в совместном протоколе не было ни слова.
Чешская делегация настаивала еще на одной уступке: чтобы Советский Союз отказался от создания новых руководящих органов в ЧССР (имелось в виду т. н. Революционное рабоче-крестьянское правительство главе с Биляком и Индрой). Советская сторона моментально заявила в ответ, что в таком случае и XIV Высочанский съезд следует признать недействительным. Чехам было крыть нечем, и они согласились. Это вроде бы выглядело обоюдным компромиссом, а на самом деле Брежнев и компания блестяще блефовали: высочанский президиум ЦК реально существовал, а вот никакого Рабоче-крестьянского правительства ЧССР еще не было! Но делегация КПЧ об этом не знала... Учитесь, как надо вести переговоры, господа со Смоленской площади!
Дубчек, Черник, Смрковский, Шимон и другие не просто просчитались — они, по существу, предали тех, кто их спас как политиков, собравшись в Высочанах. Если бы не было чрезвычайного съезда, то, возможно, действительно возникло бы Революционное рабоче-крестьянское правительство с революционным же трибуналом, как в Венгрии в 1956-м. И этот трибунал, как и в Венгрии, мог бы кое-кого расстрелять...
Но не только страх за свои жизни руководил Дубчеком и прочими. Они боялись и спасителей своих — делегатов съезда в Высочанах. А вдруг Москва признает руководство В. Шилгана и поведет переговоры исключительно с ним? Делегация КПЧ вернулась в Прагу и аннулировала решения чрезвычайного съезда. Тогда-то, 31 августа 1968 года, приказали долго жить “Пражская весна” и “социализм с человеческим лицом”. В дубчековский президиум из высочанского президиума было включено всего 7 человек. “Высочанские” были пощедрей: зарезервировали 15 мест для отсутствующих...
Миф шестой. Советский Союз, войдя в Чехословакию, поставил мир на грань ядерной войны, а мировое сообщество решительно осудило действия СССР и его союзников.
На самом деле введению войск в ЧССР предшествовали консультации с основным нашим соперником — США. Вот что сообщил об этом на переговорах 26 августа Л. И. Брежнев (в записи З. Млынаржа): “Итоги Второй мировой войны для нас незыблемы, и мы будем стоять на их страже, даже если нам будет угрожать новый конфликт”. Он совершенно недвусмысленно заявил, что военное вторжение в Чехословакию было бы предпринято ценой любого риска. Но затем добавил: “Впрочем, в настоящее время опасности такого конфликта нет. Я спрашивал президента Джонсона, признает ли и сегодня американское правительство в полном объеме соглашения, подписанные в Ялте и Потсдаме. И 18 августа я получил ответ: в отношении Чехословакии и Румынии — целиком и полностью, обсуждения требует лишь вопрос о Югославии”.
Все остальное было лишь эмоциями и сотрясением воздуха. Те, кто ссылается на “нормы международного права”, которые СССР якобы нарушил в августе 1968 года, “забывают” сказать, когда эти нормы были приняты. Может быть, с точки зрения Хельсинкского акта Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе 1975 года Советский Союз кое-что и нарушил, но в 1968-м действовали другие нормы: Ялтинского и Потсдамских соглашений 1945 года. А по этим соглашениям, страны “восточного блока”, с одной стороны, и Западная Германия и Италия, с другой, обладали, по сути, ограниченным суверенитетом, так как входили в сферы влияния союзников по антигитлеровской коалиции. Об этом и шла речь в переписке Брежнева и Джонсона.
Миф седьмой. Советский Союз повел себя как слон в посудной лавке, применив силу там, где нужны были осторожность и терпение.
Советский Союз, напротив, терпел необычайно долго. Это объяснялось тем, что Брежнев после теплой встречи с Дубчеком в январе 1968 года поверил ему и защищал перед другими членами Политбюро. Когда же его надежды не оправдались, стало ясно, что Дубчек — это его личная ошибка, причем из разряда серьезных. А признавать свои ошибки Брежнев не любил. Поэтому с марта по август велись долгие, тяжелые переговоры с участием руководителей других союзных компартий. В конце июля отношения так обострились, что потребовалась “фронтальная” встреча двух Политбюро прямо на границе, в маленьком клубе на чехословацкой станции Чиерна-над-Тисой. Чехи на этой встрече вели себя вызывающе. Особенно отличался некто Ф. Кригель, совершенно не скрывавший своих антисоветских убеждений. Когда же П. Шелест запальчиво объявил, что этот “галицийский еврей” для него не партнер, делегация КПЧ демонстративно покинула зал и больше в него уже не возвращалась. Брежневу пришлось, забыв про гордость, идти через границу к Дубчеку в его вагон. После трудного разговора договорились о новой встрече — в Братиславе, с представителями других союзных компартий. Я видел чешскую хронику об этой встрече. Брежнев со своим Политбюро появился в зале раньше Дубчека, что довольно странно, учитывая, что они — гости. Делать Брежневу было нечего, он курил (сигареты “Новость”), беседовал о чем-то с Косыгиным, пялился на корреспондентов. Наконец вошла делегация КПЧ. Чехи даже и не подумали поздороваться с гостями: спокойно расселись с непроницаемыми лицами.
На заседании приняли документ общего характера с обязательными в таких случаях заверениями в нерушимости социалистического лагеря. Негласно делегация КПСС договорилась с чехами «прекратить полемику». Но, как писал А. Александров-Агентов, “в тот же самый вечер, когда окончилась работа “шестерки”, на одной из центральных площадей Братиславы был организован грандиозный митинг “в защиту Дубчека”. Выступая с балкона перед десятками тысяч людей, Смрковский произнес истерическую речь, подогревая настроение масс против СССР и его союзников, и для пущего эффекта разорвал на себе рубашку при свете мощных прожекторов”.
17 августа Брежнев написал письмо Дубчеку, в котором доказывал, что антисоветская, антисоциалистическая пропаганда в ЧССР не прекращается и что это противоречит договоренностям, достигнутым в Чиерне и Братиславе. Дубчек на это письмо не ответил. А 18-го Брежнев получил уже известное нам письмо от Джонсона. В ночь с 20 на 21 августа страны Варшавского договора ввели в Чехословакию войска.
Закономерен вопрос: а что же во всей этой истории — не мифы, а реальность?
Это, по-моему, показал дальнейший ход истории стран соцлагеря. Если бы в августе 1968 года СССР и его союзники не ввели войска в Чехословакию, случилось бы то же самое, что случилось в ЧССР после “бархатной революции” 1989 года. В конечном счете Прага вступила бы в НАТО. “Социализм с человеческим лицом” везде — в Польше, Венгрии, Румынии, ГДР, Болгарии, Литве, Латвии, Эстонии — заканчивался одним и тем же. Только едва ли можно сказать, что у НАТО, куда они так рвутся или уже вступили, “человеческое лицо”. А ведь именно об угрозе разрушения европейской и мировой системы безопасности руководители КПСС настойчиво предупреждали руководителей КПЧ с марта по август 1968 года. Кто здесь прав, а кто виноват? У великой державы — своя правда, у маленькой страны — своя. И вместе им, видимо, трудно сойтись.