Шрифт:
Когда уже совсем стихли подготовительные работы и наступило время обеда, сотни немецких снарядов разорвались на склоне высоты, чуть правее от нашего укрепления, приведя в некоторое смятение наши оборонительные порядки. В пятнадцати метрах от нас оказались убиты и ранены несколько человек. Мы прижимались в глубине ямы к камням, надеясь на свое спасение. Осколки снарядов ломали ветки вековых гигантов, выворачивали наизнанку кору, оставляя глубокие шрамы на необъятных стволах. На землю обильно капала смола. Деревья плакали вместе с нами.
После артиллерийского обстрела, как и следовало ожидать, началась атака. Винтовочные выстрелы и автоматные очереди стали раздаваться все ближе и ближе внизу на правом фланге. Когда вражеское кольцо готово было сомкнуться, командир дивизии лично поднял солдат в атаку. С громкими криками: “Ура! За Родину! За Сталина!” — бойцы бросились на врага. Немцы были отброшены. Однако особого облегчения не наступило. Высота непрерывно обстреливалась артиллерией. Подступы к ней контролировал враг. Так что ни проехать, ни пройти к нам было уже нельзя. Не только обедать, но и ужинать нам не пришлось.
К тому же ночью полил сильный дождь, который сопровождался грозовыми раскатами. Все мы промокли до нитки. А вражеская артиллерия не прекращала бить по высоте. Один из снарядов разорвался вблизи нашего укрытия. Одного бойца тяжело ранило, другого убило. Спина убитого, словно решето, была пронизана множеством осколков. Вырыть могилу в такой обстановке не представлялось возможным. Убитых под звуки немецкой канонады просто обкладывали камнями. Так и мы похоронили своего однополчанина.
Стрельба из вражеских орудий прекратилась далеко за полночь.
На рассвете, в сопровождении нескольких офицеров, нас навестил командир дивизии.
Он осмотрел позицию, попросил нас выдвинуться на несколько метров вперед, развернул в нужном направлении и изменил порядок расположения воинов.
Пришлось переместиться вперед, занять другое углубление. На край его поставили пулемет. Не теряя ни минуты, стали собирать булыжники, обкладывая яму со всех сторон, укреплять, чтобы по возможности уберечься от пуль и осколков. До конца эту работу довести не успели. В лесу перед нами неожиданно показались немцы. Одетые в маскхалаты защитного цвета, они приближались мелкими перебежками, прячась за деревья.
Никто из нас без приказа не стрелял. Лишь когда расстояние сократилось до двухсот метров, по команде из всех видов орудий открыли огонь. Ряды атакующих немцев стали заметно редеть, те, кто уцелел, спрятались за деревьями.
Наш станковый пулемет находился в работе всего несколько минут. Этого времени оказалось достаточно, чтобы сгорел сальник. Вода из охлаждающего кожуха просочилась и стекла на землю, после чего начал перегреваться ствол. Запасной сальник у нас имелся, и мы его быстро установили. Хуже обстояло дело с водой. На вершине сопки не было ни капли воды.
Продвижение немцев было приостановлено. Пользуясь передышкой, я взял котелок и в поисках воды спустился вниз, к подножию высоты. Ночной ливень заполнил водой ямы, но из-за грязи и мути заправлять ею кожух станкового пулемета было ни в коем случае нельзя. Я быстро нашел выход из положения: дошел до медпункта, который расположился поблизости, и попросил кусок марли. Выбрал самую “чистую лужу”, зачерпнул каской воду и через многослойную марлю — примитивный фильтр — наполнил котелок. Дождевая вода стала прозрачной и чистой, я поддался искушению и вдоволь напился.
На обратном пути к пулемету обратил внимание на перебинтованных солдат. Ранее я мимо них проходил, но, занятый поисками воды, не заметил. Они своим сбивчивым рассказом о полевой кухне меня “успокоили”: ранним утром, узнав о немецком наступлении, повар, работники интендантской службы, а вместе с ними раненые и контуженные с боем прорвались через нейтральную полосу в тыл. И теперь о горячей пище можно уже было не беспокоиться.
После того как добрался до боевого рубежа, оттащили с Васильевым пулемет чуть ниже в яму и налили в кожух воды. Затем поставили его на место, открыли новую коробку с патронами и зарядили. Патронов у нас было много, девять или десять лент. Каждая лента была аккуратно уложена в отдельную коробку.
Вскоре немцы возобновили атаку. Отдельные смельчаки не добежали до нас пятидесяти метров. Шквалом огня из автоматического оружия мы заставили их прижаться к земле.
Пулемет мой работал безотказно. И желания атаковать у немцев поубавилось. Началась напряженная, изматывающая нервы перестрелка. В такой ситуации любая самая маленькая ошибка в действиях бойцов непоправима.
Такую ошибку совершил мой боевой товарищ, мой друг Васильев. На секунду он пренебрег установленными правилами осторожности, высунулся из укрытия и подставил противнику правое плечо. Вражеская пуля в то же мгновение угодила в самое больное место, в область ключицы. От адской боли Васильев потерял контроль над своими действиями: вместо того чтобы податься назад и избежать повторного попадания, он встал на колени.