Сарых и проводники обрадованно закивали головами, но все же на несколько минут задержались у светлого утеса, поросшего лишайником. Они смотрели, как небольшой отряд медленно спускался в Долину Смерти.

Впереди степенно вышагивал Оркот. Коня он вел в поводу, ни разу не оглянувшись на него. Животное само ловко пробиралось среди скал, осторожно ступая по осыпям. За баем, точно повторяя каждое его движение, спускался геоморфолог. А Лебедев совсем отпустил коня, прикрепив концы повода к луке седла, и шел за ним, зорко посматривая по сторонам.

Когда караван потерялся из виду, Сарых и проводники, нахлестав лошадей, затрусили по знакомой тропе к перевалу.

…Пастухи не ждали Сарыха так скоро и шумно разговаривали, осуждая странное поведение хозяина. Завидев проводников, они растерянно сбились в кучу. Почему вернулся Сарых? Не случилось ли чего-нибудь с Оркотом? Пастухи приготовились слушать новости, заранее покачивая головами.

Но Сарых молчал. Мрачно посмотрев на собравшихся у костра людей, он поехал в лощину к хозяйским табунам. Проводники и пастухи последовали за ним.

Снова собрались только к вечеру, когда горы уже начали терять свои очертания, словно отступая куда-то всторону, в сумрак. Ни хозяин, ни его гости не появлялись, и суеверными пастухами начинало овладевать непонятное беспокойство. Даже небо на западе казалось им необычно багровым, предвещавшим близкую беду.

— И зачем только Оркот потащил нас к этой проклятой Долине Смерти!

Сарых вернулся из лощины последним. Ссутулившись, все так же молча, он прошел в старую юрту, где у потухавшего очага сидел тяжело больной Хазан. За Сарыхом тихонько пробралось несколько пастухов.

В юрте было еще сумрачнее. С почерневшей лиственничной коры густыми хлопьями свисала копоть. Из темноты там и тут выглядывали грязные кусочки материи, обрывки лент, вырезанные из дерева фигурки — божки, которые должны были охранять хозяев юрты от болезней и горя.

В очаге с тихим звоном гасли рассыпанные угли. Хазан подвинулся к очагу и стал бросать в огонь сухие прутья, бормоча запекшимися губами древнее заклятье.

— Ради травы, чтобы росла на нашей земле! Ради скота, чтобы пасся в наших долинах! Чтобы не знала нас беда! Чтобы не расплескивалась полнота!

И снова тихо в юрте.

Вот уже и солнце совсем ушло за хребет. Неторопливо поднялась над перевалом огромная луна, затопляя своим странным, мертвенным светом притихшие долины…

И вдруг где-то совсем близко послышался бешеный конский топот. Еще несколько секунд, и около юрты остановилась взмыленная лошадь. Мокрые бока ее тяжело ходили, с губ окровавленными клочьями падала пена. Окованное медью седло сбилось на сторону.

В паническом страхе пастухи кинулись в лощину. Только Сарых, словно придавленный ужасом, скорчился у входа в хозяйскую палатку.

С тех пор о судьбе Оркота Молготаева и его гостей никто ничего не слыхал.

Ранней весной 1942 года в длинных коридорах геологического управления появились два подростка. Стараясь держаться возможно солиднее, они вежливо останавливали встречавшихся им людей и задавали один и тот же вопрос:

— Скажите, пожалуйста, товарищ, как нам найти Лидию Петровну Взорову, геолога?

Остановленный чаще всего пожимал плечами и з свою очередь спрашивал:

— А вы были в сорок седьмой комнате?

— Были.

— Тогда не знаю… На всякий случай поднимитесь на третий этаж в комнату восемьдесят один.

Но Лидии Петровны не было и в комнате № 81.

— Спуститесь на первый этаж. Она всего скорее б пятнадцатой комнате.

Подростки поднимались и спускались с этажа на этаж, переходили из комнаты в комнату до тех пор, пока не столкнулись на лестнице с невысокой, моложавой женщиной, которая на их вопрос весело ответила:

— Я и есть Лидия Петровна. Вы ко мне по какому делу?

Подростки растерянно переглянулись. Им и так казалось странным, что начальником геологического отряда назначена женщина, а когда эта самая женщина оказалась перед ними, они и вовсе оторопели. Во-первых, на ней было самое обычное платье, лакированные туфли, а во-вторых, она и ростом-то не выше старшего из подростков.

Заметив недоумение ребят, Лидия Петровна рассмеялась и повторила вопрос:

— Зачем же вы хотели меня видеть?