Шрифт:
Перед входом в подворотню все еще продолжалась потасовка женщин с немецкими солдатами.
Затем все произошло очень быстро.
Дант Вильфор побежал, стараясь проскочить так, чтобы между ним и Шанталь оказался кто-нибудь из немцев или девушек.
Представителю СД он показал аусвайс, подписанный небезызвестным штурмбанфюрером СД Айхером из Парижа. Затем Лысина быстро заговорил с унтер-офицером, указывая на подворотню, в которой стояли Шанталь, Бастиан и Франсуа.
В этот момент Шанталь выхватила автомат, прицелилась, однако снова заколебалась, поскольку на линии огня по-прежнему оставались девушки.
Это промедление стоило Шанталь жизни. Прятавшийся за одной из девушек Вильфор с гнусной ухмылкой поднял свой пистолет и выпустил всю обойму.
Не издав ни звука, Шанталь согнулась и повалилась на грязную землю. Кровь, поток крови окрасил кожаную куртку. Она больше не шевелилась. Ее прекрасные глаза потухли.
— Вперед! — закричал Франсуа. — Во двор! Через стену!
Бастиан знал: сейчас время идет на секунды. Он развернулся и выстрелил в Вильфора, увидел, как гангстер вздрогнул, схватился за левую руку и завизжал, как резаный поросенок.
Спасая свою жизнь, Бастиан и Франсуа рванули прочь. В старом квартале они знали каждый камень, каждый проход. За стеной имелась канализационная решетка. Если здесь спуститься вниз к сточным водам, то можно вылезти затем наверх за пределами старого квартала…
8
…мы добрались до канала и оказались в безопасности… — писал Бастиан Фабр.
Томас Ливен опустил письмо, уставился в сумерки, в фиолетовую дымку, появившуюся с наступлением вечера, и вытер слезы. Потом стал читать дальше:
…я скрылся в Монпелье. Если ты когда-нибудь окажешься здесь, спрашивай меня у мадемуазель Дюваль, бульвар Наполеона, 12, теперь это моя девушка.
Пьер, бог мой, Пьер, нашей доброй Шанталь больше нет. Я ведь знаю, как близки вы были. Она говорила мне, что, возможно, вы поженитесь. Ты знаешь, что я твой друг и потому в таком же отчаянии, как и ты. Жизнь — сплошное дерьмо. Увидимся ли мы с тобой когда-нибудь? Когда? Где? Будь здоров, старина. Мне тошно. Не могу писать дальше.
Бастиан.
Стемнело. Томас Ливен сидел на придорожном камне. Было холодно. Но Томас холода не чувствовал. По его лицу текли слезы.
Умерла. Шанталь умерла. Внезапно он обхватил руками голову и громко застонал. О Боже, его охватила тоска, такая ужасная тоска по ней с ее дикими выходками и смехом, по ее любви.
По другую сторону в казарме выкрикивали его имя, его искали. Он не слышал. Он сидел на холоде, думал о своей потерянной любви и плакал.
9
4 апреля 1943 года, вскоре после полуночи, британский самолет типа «Бленхейм» на высоте двухсот пятидесяти метров пересек заброшенный участок леса между Лиможем и Клермон-Ферраном. Описав широкую дугу, он пролетел над лесом вторично. В ответ внизу вспыхнули два костра, затем три красных маяка, и наконец замигал карманный фонарик. В кабине самолета с эмблемой британских королевских ВВС находились два немецких пилота люфтваффе и радист. За ними стоял мужчина в коричневом комбинезоне с парашютом — и то и другое английского производства. Его снабдили великолепно сработанными документами на имя Роберта Эверетта и военной книжкой, удостоверяющей его звание капитана. У него были моржовые усы и длинные густые бакенбарды. Кроме того, при себе он имел: английские сигареты, английские консервы и английские лекарства.
Командир экипажа обернулся и сделал знак. Томас Ливен извлек из комбинезона свои старомодные карманные часы и открыл крышку: было 0.28. С помощью радиста он сбросил огромный тюк на грузовом парашюте. Затем сам ступил к открытому люку. Радист протянул ему руку. И, согнувшись так, как его учили, Томас поклялся: «Если я вернусь целым и невредимым, если когда-нибудь встречу этого Вильфора, я отомщу за тебя, Шанталь». Он машинально твердил про себя: «Я так тебя люблю, Шанталь». И, раскинув руки, выпрыгнул в сторону левого крыла в ночную тьму…
В первые десять секунд полета он думал следующее: «Ну и ну! Расскажи я все это когда-нибудь в своем лондонском клубе, они без промедления отправят меня в дом для умалишенных. Невозможно себе представить. Без малого четыре года я живу в этом мире безумия. Я водил за нос английскую, немецкую и французскую секретные службы — именно я, человек, всегда имевший только одно желание: жить в мире, прилично питаться и обожать красивых женщин. В Лиссабоне я научился подделывать паспорта. В Марселе я основал университет для уголовников. Из-за нужды, а не по велению сердца. Ну и ну».