Шрифт:
Томасу показалось, будто откуда-то издалека он слышит голос Жана Луи Барро, игравшего сегодня вечером в шекспировской пьесе Ричарда III. Строфа слышалась неотчетливо. И он ее не разобрал.
— Так, — сказал он, — да, картофельные чипсы великолепны, полковник. Здесь в них знают толк. Дважды в кипящем масле, вот и все. Ах, французская кухня…
Томас коснулся ладонью руки Мими. Полковник улыбнулся. «Этот полковник нравится мне все больше и больше», — подумал Томас.
— Но вы ведь приехали в Париж не только из-за хорошей кухни, — сказал полковник. — У нас тоже есть свои люди в Кельне и Лондоне. И мы знаем, что вам пришлось пережить у достопочтенного майора Лооза, — кстати, он все еще страдает из-за желчного пузыря?
Томасу показалось, что он слышит голос актера Барро, декламирующего шекспировские строфы, однако понять снова ничего не смог. И почему улыбается Мими? Причем так нежно?
— Мсье Ливен, — сказал полковник, — вы мне симпатичны, уверяю вас. Вы любите Францию. Вы любите французскую кухню. Но у меня приказ о вашей депортации, мсье Ливен. Вы слишком опасны для нашей бедной маленькой страны, которой все угрожают. Мы доставим вас на границу сегодня же ночью. И отныне вы никогда больше не должны появляться во Франции…
Томаса охватил приступ смеха. Мими глядела на него. И впервые за все время знакомства не поддержала смех. Тогда и Томас посерьезнел.
— …впрочем, — продолжал полковник, накладывая себе на тарелку новую порцию шампиньонов, — впрочем, мсье Ливен, если вы смените курс и начнете работать на нашу разведку…
Томас насторожился. «Мне что, мерещится спьяну?» — подумал он и тихо произнес:
— Вы предлагаете мне работать на французскую секретную службу в присутствии мадемуазель Шамбер?
— А почему бы и нет, дорогой? — нежно сказала Мими и поцеловала Томаса в щеку. — Я ведь тоже из этой конторы!
— Ты… — Томас едва не поперхнулся.
— Немного подрабатываю себе на булавки. Не сердишься?
— Мадемуазель Шамбер — очаровательнейшая из всех патриоток, которых я знаю, — объявил полковник.
Внезапно в его ушах четко прорезался голос, давно уже мучивший Томаса Ливена, — голос актера Жана Луи Барро, и Томас разобрал теперь слова короля Ричарда III:
Раз не дано любовными речами Мне занимать болтливый пышный век, Решился стать я подлецом… [2]2
Перевод А. Радловой.
— Мсье Ливен, — вопрошал полковник с бокалом красного вина в руке, — хотите работать на нас?
Томас взглянул на Мими, очаровательную нежную Мими. Посмотрел на полковника Симеона, человека воспитанного. Оглядел вкусную еду. «Другого пути для меня нет, — подумал он. — У меня неверное представление об этом мире. Я должен изменить свою жизнь — и немедленно, если я не хочу погибнуть в этом потоке безумия!»
Голос Мими проникал в его уши:
— Ах, дорогой, будь паинькой и переходи к нам. У нас будет такая прекрасная жизнь.
И голос Симеона проникал в его уши:
— Мсье, вы решились?
И голос актера Барро: «Решился стать я подлецом»…
— Решился, — мягко ответил Томас Ливен.
6
Сперва германский абвер. За ним «Сикрет сервис». Теперь французское «Второе бюро». И все в течение девяноста шести часов. «Четыре дня назад, — думал Томас, — я еще жил в Лондоне, был уважаемым гражданином, преуспевающим банкиром. Кто мне поверит в моем клубе, расскажи я все это?»
Томас Ливен провел узкой красивой рукой по своим коротко стриженным черным волосам и сказал:
— Мое положение кажется безнадежным, но не совсем. Сижу на руинах моей обывательской спокойной жизни. Вот так. Исторический момент. Эмиль! — Старый официант приблизился к столу. — У нас есть повод кое-что отпраздновать. Принесите шампанского.
Мими нежно поцеловала его:
— Разве он не прелесть? — спросила она полковника.
— Мсье, уважаю ваш выбор, — сказал Симеон. — Счастлив, что вы готовы работать на нас.
— Я не говорил о своей готовности, у меня просто нет другого выхода.
— Это одно и то же.
— Конечно, вы можете рассчитывать на меня до тех пор, пока длится мой процесс. Если выиграю его, то вернусь в Лондон, ясно?
— Абсолютно ясно, мсье, — ответил полковник Симеон, улыбнувшись так, словно он был провидцем и уже знал, что Томас Ливен не выиграет свой процесс и на протяжении, и по прошествии мировой войны никогда не будет больше жить в Лондоне.
— Вообще-то для меня загадка, в какой области я могу пригодиться вам, — сказал Томас.