Утром 26 мая 1939 года Томас Ливен прилетел в Кельн. На фасаде отеля рядом с собором развевались знамена со свастикой. Точно так же был декорирован и весь город. Праздновали стальной пакт. Множество военных. Из гостиничного холла то и дело, подобно выстрелам, доносилось щелканье каблуков.

В номере на письменном столе стоял портрет фюрера, Томас прислонил к нему свой обратный авиабилет. Затем он принял горячую ванну, оделся и позвонил Люси Бреннер.

Когда на другом конце провода взяли трубку, послышался подозрительный щелчок, на который Томас Ливен, впрочем, не обратил внимания. Будущий суперагент, каким он стал в 1940 году, в 1939-м еще ничего не знал о наличии подслушивающих устройств.

— Бреннер.

Это была она, ее прокуренный, возбуждающе-хрипловатый голос, который он хорошо помнил.

— Фрейлейн Бреннер, вас беспокоит Ливен. Томас Ливен. Я только что приехал в Кельн и… — Он остановился. Хотя нового щелчка не последовало, зато прозвучал ее едва сдерживаемый вопль.

Очаровательно улыбнувшись, он поинтересовался:

— Это был крик радости?

— Боже правый! — послышалось в трубке. И новый щелчок.

— Фрейлейн Бреннер, Марлок попросил меня навестить вас…

— Этот негодяй!

— Ну пожалуйста, не надо так…

— Жалкий подонок!

— Фрейлейн Бреннер, выслушайте же, наконец! Марлок через меня просит у вас прощения. Вы позволите навестить вас?

— Нет!

— Но я обещал ему…

— Убирайтесь отсюда, господин Ливен. Первым же поездом! Вы ничего не знаете, что здесь творится!

Новый щелчок на линии, который Томас проигнорировал.

— Нет, нет, фрейлейн Бреннер, это вы не знаете, что творится…

— Господин Ливен…

— Никуда не уходите, через десять минут я буду у вас! — Он положил трубку и поправил узел галстука. Его охватил спортивный азарт.

Прихватив шляпу и аккуратно сложенный зонт, Томас бросился к такси. Оно доставило его в район Линденталь. Здесь, в Бетховен-парке, на третьем этаже виллы жила Люси Бреннер.

Он позвонил. За дверью послышался приглушенный шепот. Девичий голос, мужской голос. Томас был несколько удивлен, но недоверие еще не поселилось в его светлой душе.

Дверь отворилась. Показалась Люси Бреннер в пеньюаре, под которым, судя по всему, было надето немного. Сильно взволнованная, она, увидев Томаса, охнула: «Сумасшедший!»

Дальше все произошло моментально. Из-за спины Люси появились двое. На них были кожаные пальто, оба смахивали на мясников. Один из них грубо отпихнул Люси, второй схватил Томаса за лацкан пиджака.

Всю выдержку, спокойствие и сдержанность Томаса как рукой сняло. Обеими руками он ухватил кулак наглеца и развернулся неуловимо танцующим движением. Ошарашенный мясник тут же завис на правом боку Томаса. Затем небольшой наклон, рывок — и сустав хрустнул. Мясник пронзительно взвыл, пролетел по воздуху и приземлился на полу в прихожей, где и остался лежать, скрючившись от боли. «Уроки джиу-джитсу не прошли даром», — подумал Томас.

— Ну, теперь вы, — сказал он, подходя ко второму. Белокурая Люси пронзительно завизжала. Второй мясник попятился и стал заикаться:

— Н-не н-надо. Не делайте этого… — он извлек револьвер из подмышечной кобуры. — Предупреждаю вас, будьте благоразумны.

Томас остановился. Только идиот бросается на вооруженного мясника.

— Именем закона, — произнес струсивший мясник, — вы арестованы.

— Арестован? Кем?

— Тайной государственной полицией.

— Ну и ну, — сказал Томас Ливен, — воображаю, как я буду рассказывать об этом в своем клубе!

Томас Ливен любил свой лондонский клуб, и любовь была взаимной. Со стаканом виски в руках, с трубкой во рту, сидя перед горящим камином, члены клуба каждый четверг по кругу рассказывали самые захватывающие истории. «Когда я вернусь, — подумал Томас, — на этот раз я привезу историю не хуже других». Да, история была неплохой и становилась все интереснее.

Вот только когда теперь доведется Томасу рассказывать ее в своем клубе? Когда он вообще увидит свой клуб? Он еще оставался в приподнятом настроении в тот майский день 1939 года, когда сидел в «Особом отделе Д» штаб-квартиры гестапо в Кельне. «Происшедшее — всего лишь недоразумение, — думал он, — через полчаса я выйду отсюда…»

Комиссара, к которому привели Томаса, звали Хаффнером, это был толстяк с хитрыми свиными глазками. К тому же чистюля. Без перерыва он чистил свои ногти, доставая для этого все новые зубочистки.

— Я слышал, вы избили нашего камрада, — злобно сказал Хаффнер. — Вы об этом еще жестоко пожалеете, Ливен!

— Для вас по-прежнему господин Ливен! Что вам от меня нужно? Почему меня арестовали?

— Валютные преступления, — объявил Хаффнер, — давненько мы вас поджидали.

— Меня?