Шрифт:
— Убирайтесь из моей квартиры и никогда больше здесь не появляйтесь!
Цвет лица Симеона стал напоминать клубнику, он закусил губу и вышел.
Мими робко сказала:
— Ты был очень груб.
— Ты его, стало быть, любишь?
— Я люблю вас обоих. Он такой мужественный и романтичный, а ты такой умный и веселый!
— Ах, Мими, что мне с тобой делать? — ответил Томас убито и присел на край постели. Внезапно до него дошло, что Мими ему чертовски нравится…
10 мая началось немецкое наступление. Бельгийцы просчитались: на них напали вторично. Немцы задействовали 190 дивизий. Им противостояли 12 голландских дивизий, 23 бельгийских, 10 британских, 78 французских и 1 польская. 850 самолетов союзников, частично устаревших конструкций, должны были сражаться с 4500 немецких самолетов. Крах произошел с пугающей быстротой, началась паника. Десять миллионов французов ожидала жалкая судьба беженцев.
Томас Ливен не спеша ликвидировал свое хозяйство в Париже. Последние поддельные паспорта он выдавал соотечественникам, когда вдали уже были слышны глухие разрывы снарядов. Он перевязал пачки франков, долларов и фунтов, аккуратно снабдив их бандерольками и сложив в чемодан с двойным дном. Ему помогала Мими. В последние дни она подурнела. Томас держался с ней по-дружески, но сохранял дистанцию. Рана, нанесенная полковником, еще не зажила.
Внешне он не терял самообладания:
— Судя по последним сводкам, немцы движутся с севера на восток. У нас еще есть немного времени, а потом мы покинем Париж, двинемся в юго-западном направлении. Бензина у нас достаточно. Поедем через Манс, затем южнее, в направлении Бордо и… — он прервал себя, — ты плачешь?
Мими всхлипнула:
— Ты берешь меня с собой?
— Ну да, конечно. Не могу же я тебя здесь бросить.
— Но я же изменяла тебе…
— Дитя, — ответил он с достоинством, — чтобы иметь право говорить об измене, тебе пришлось бы завести шашни с Уинстоном Черчиллем.
— Ах, Томас, ты прелесть! А его ты тоже прощаешь?
— Еще легче, чем тебя. Что он тебя любит, можно понять.
— Томас…
— Да?
— Он в саду.
Томас даже взвился:
— С какой это стати?
— Он в таком отчаянии. Не знает, что ему делать. Он вернулся из командировки и не застал никого из своих сотрудников. Он сейчас совсем один, без машины, без бензина…
— Откуда ты это знаешь?
— Он… он мне рассказал… приходил час назад, я обещала поговорить с тобой…
— В голове не укладывается, — признался Томас и расхохотался до слез.
11
В полдень 13 июня 1940 года тяжелый черный «крайслер» двигался в юго-западном направлении через парижский пригород Сен-Клу. Ехать приходилось очень медленно, поскольку вместе с ним в этом же направлении громыхали и тарахтели другие бесчисленные средства передвижения — колонны беженцев из Парижа. На правом крыле черного «крайслера» трепетал флажок США. Крыша автомобиля была покрыта звездно-полосатым флагом средней величины. На бамперах сверкали номера с отполированными до блеска дипломатическими буквами CD. За рулем сидел Томас Ливен, возле него поместилась Мими Шамбер. Полковник Жюль Симеон устроился на заднем сиденье, зажатый чемоданами и коробками от шляп. На нем вновь был некогда элегантный, слегка поношенный голубой костюм, золотые запонки и золотая булавка для галстука. Симеон посматривал на Томаса со смешанным чувством благодарности и смущения.
Томас попытался разрядить напряженную атмосферу бодрыми речами:
— Наша путеводная звезда защитит нас, — он взглянул на флажок. — Точнее говоря, наши сорок восемь звездочек.
Полковник отозвался глухо:
— Бежать, как трус. Следовало бы остаться здесь и сражаться!
— Жюль, — дружески сказала Мими, — война давно проиграна. Если они тебя сцапают, то поставят к стенке.
— Это было бы куда почетнее, — заявил полковник.
— И глупее, — сказал Томас. — С интересом жду продолжения событий в этом безумном мире. Нет, правда, с большим интересом.
— Если немцы схватят вас, то тоже поставят к стенке, — сказал полковник.
— Немцы, — Томас свернул на менее оживленную боковую улочку и, въезжая в небольшой лесок, пояснил: — замкнули кольцо вокруг Парижа почти на три четверти. Открытым остается направление между Версалем и Корбелем. Это тот самый квартал, где мы находимся.
— А если немцы уже здесь?
— Доверьтесь мне. На этой второстепенной дороге и в этом квартале немцев нет. Ни одного.
Лес отступил, открывая вид на плоскую равнину. Навстречу им по второстепенной дороге двигалась немецкая передовая разведывательная танковая колонна. Мими вскрикнула. Полковник Симеон застонал. Томас Ливен произнес:
— Что они здесь делают? Должно быть, заблудились…
— Все пропало, — сказал бледный как полотно полковник.
— Кончайте ныть и не действуйте мне на нервы!
На это полковник сказал едва слышно:
— В моей папке — секретные досье, списки с адресами и именами всех французских агентов.
У Томаса перехватило дыхание:
— С ума сошли? Зачем вы таскаете такие вещи с собой?
— У меня приказ генерала Эффеля, — заорал полковник, — непременно, любой ценой доставить эти списки в Тулузу и передать некоему человеку.
— Не могли сказать раньше? — рявкнул Томас.
— Если бы я сказал об этом раньше, вы бы взяли меня с собой?
Томас непроизвольно рассмеялся:
— Вы правы.
Через минуту они поравнялись с немецкой колонной.
— У меня пистолет, — прошептал полковник, — и, пока я жив, эту папку никто не тронет.
— Это займет не больше двух минут, и господа охотно подождут, — объявил Томас, выключая мотор. Пропыленные немецкие солдаты с любопытством приблизились к «крайслеру». Из джипа вылез стройный блондин в чине обер-лейтенанта. Подойдя к машине, он вскинул руку к козырьку и произнес: