Шрифт:
Пан Пивонька заиграл свою песенку в десятый раз, подпевая ящику: — «Я Пепик из Праги…».
Но тут кто-то заколотил по забору, и дог перестал выть и принялся наскакивать на ограду и пытаться заглянуть за нее своим синим глазом. Пан Буцифал вписал в бланк имя и фамилию химика и адрес его фирмы.
— Бандиты! Безбожники! — кричал кто-то за забором. — Сколько можно это нюхать?
— Ничего не поделаешь, — закричал в ответ химик. — У меня патент есть!
— Проклятье! Самое сложное — научиться воспринимать Бога в том числе и как источник чего-то дурного, но это… это уже переходит все границы Божьего соизволения! — вопил и негодовал голос за забором, причем каждое слово сопровождалось ударом палки о доски.
— Год рождения? — спросил агент.
— Тысяча восемьсот девяносто пять, — ответил химик. — Это адвентист Горачек. Пан Горачек, мы — неизбежное зло!
Пан Горачек перестал осыпать забор ударами и крикнул:
— Недаром в Библии говорится, что мы узрим мерзость запустения! Господа, я же у себя дома буквально задыхаюсь. Этот ваш «Морол» просачивается сквозь стены! Невидимый, он захватывает весь город!
Музыкальный ящик во дворе у Пивоньки смолк, но ненадолго — вскоре он уже в одиннадцатый раз разорвал воздух знакомой песенкой «Я Пепик из Праги…» А дог все скакал и косил своим синим глазом за забор, где пан Горачек задумался о чем-то, поднеся палец ко рту и так и не выпустив своей палки.
— Я все понял, люди! — вдруг вскричал он. — Меня озарило, и я теперь знаю распределение ролей в мире! Одни рождены, чтобы… вы здесь?
— Здесь! — крикнул химик.
— Одни рождены, чтобы дышать чистым воздухом, а другие — чтобы задыхаться от смрада. Так вот, я отношусь к этим вторым. Друзья мои, вы там? — адвентисту удалось перекричать даже музыку.
— Да, — громко ответил химик.
— Подпишите вот здесь, — показал агент.
Пан Горачек тем временем вдохновенно продолжал:
— Но я прозреваю еще дальше! Невидимой церкви, к которой я принадлежу, предназначено поглощать грехи мира. Вы и я — живое тому доказательство. Люди, я словно заново родился! Причем попал опять сюда же!
Вот что бормотал адвентист, и в ослепительном свете нового знания ему явилась девочка с белой ленточкой в волосах, которая шла вдоль забора и подыгрывала на скрипке музыкальному ящику: «Я Пепик из Праги…»
Это была девочка из домика через улицу, последнего домика в ряду, младшее дитя семьи Гильдебрантов, семьи, которую ничто не могло огорчить, потому как она во всем видела для себя доброе предзнаменование. Когда пан Пивонька заиграл свою песенку, пани Гильдебрант торопливо сунула дочери скрипку и отправила ее на улицу со словами: «Руженка, иди, поучись играть с большим оркестром…», хотя Руженка не продвинулась пока дальше первой тетради музыкальных упражнений Яна Малата…
И вот девочка с белым бантом, со скрипкой под подбородком и с красивыми испуганными глазами бродила вдоль забора и играла «Пражского Пепика», а ее мама грезила возле окна о том, как однажды Руженка выступит в зале Сметаны в сопровождении оркестра Чешской филармонии.
Пан Горачек глядел на девочку, как на видение.
— Друзья мои! — кричал он. — Идите сюда!
— Зачем? — крикнул химик. — Мы приступаем к заключительному этапу изготовления «Морола».
— Бросьте все, ради Бога, и спешите сюда! — вопил пан Горачек.
Они подставили к забору ящики и взобрались на них.
Пан Буцифал и химик смотрели вниз, где подрагивал белый бант в девочкиных волосах.
— Красиво играет, — сказал химик, — с чувством.
— Это может означать только одно, — шептал адвентист, — что в самом Боге таится некая черная пропасть, на дне которой лежит золотой перстенек. Руженка, ты перстенек на дне этой пропасти… — сказал Горачек и погладил девочку по голове, и ребенок поднял на него свои большие, не по возрасту мудрые глаза…
Чуть позже, когда помощник апатично сидел в сторонке и тупо смотрел на брызги «Морола», а владелец лаборатории разливал жижу по литровым жестянкам, пан Буцифал собрался уходить.
— Те деньги, что вы мне дали, это за три месяца вперед плюс пятьдесят крон вступительного взноса. Дальше мы с вами будем общаться посредством почты, — сказал агент и поклонился. Потом он зашагал вдоль забора, по которому тянулась длинная надпись ТЕХНИЧЕСКАЯ ЛАБОРАТОРИЯ ХИМИИ «У БЕЛОГО АНГЕЛА».
— Вот мой аттестат зрелости, — сказал он за углом, протягивая заявление химика пану управляющему.
Но тот, опершись обеими руками об ограду, то мотал головой, то бил кулаками по доскам и глядел в небо.
Пан Виктор навзничь лежал на траве и, подергивая руками и ногами, тихонько повизгивал.
— Что случилось? — испугался пан Буцифал.
— Ты первый страховой агент «Опоры в старости», который одолел частника-химика, — сказал Тонда.
7
В золотисто-розовые тона вечера выливалось из пивной мужское пение, подкрашенное звуками барабана и гармошки. В сиреневом полумраке мелькало несколько женских силуэтов. На фоне янтарного горизонта вздымалась кладбищенская стена.