Шрифт:
ХОРИСТ 3 ИЗ ПЕРВОГО ХОРА:
– Эй, гляньте-ка на старого Чанди – вовсю копает землю, как черепица твердую!
ХОРИСТ 1 (теперь он говорит старческим голосом, тогда как голос хориста 3 звучит как у мальчишки-подростка):
– Земля здесь раньше хороша была всегда, одна из лучших. Ухода требовала, правда, а он забыл совсем про это.
ХОРИСТ 2:
– Ax, я не знаю! Ухаживает он за ней исправно, как только может, больной и старый, и все его не забывают, ему помочь любой готов. Но вот что странно: пересох ручей здесь почему-то, и землю больше он полить не может.
ХОРИСТ 3:
– А кто-то говорил однажды, что раньше Чанди был богатым.
ХОРИСТ 1:
– Ну да, так именно и было. Но теперь, похоже, ничто ему не удается.
ХОРИСТ 4:
– Та старая корова, бедняга, пестрая такая, она была его последней, верно?
ХОРИСТ 2:
– И все ягнята, которых приносили его овцы, больны были севаи.
ХОРИСТ 4:
– Скот не плодится у него в хлевах, и на полях ничто не вырастает, как он ни трудится.
ХОРИСТ 5:
– Так гнет в полях он спину, что ноет у меня спина! Ведь он с трудом порой поднять мотыгу может.
ХОРИСТ 3:
– Ну а зачем ему трудиться, чего ради? Ведь эта кукуруза все равно засохнет! Вот глупый старец, зря только мучает себя.
ХОРИСТ 1:
– Но что же все-таки случилось? Ведь он и вправду был богатым, как ты сказал. Богатым был и щедрым, как полноводная река! Что же пошло не так?
ХОРИСТ 3:
– Я у него спрошу. Эй, старый Чанди! Что сделал ты такого, что жизнь твоя пошла наперекос?
ЧАНДИ ( опираясь на свою несуществующую мотыгу, очень спокойно и очень медленно):
– Случилось? Умерла жена, сгорел мой дом, погибло все хозяйство. И дети умерли мои – так рано! Я тяжко болен был. А матери семья распалась: кто умер, кто уехал. Все, что мне дорого, исчезло, о чем забочусь, погибает. Все, что дают мне, я теряю. Все, что я роздал, – все пропало.
ХОРИСТ 3:
– Что ж, удивительного мало, что ты совсем остался без друзей.
ЧАНДИ:
– Моя последняя родня – из Дома Лета, из Дома Третьего, Змеевика.
ХОРИСТ 4:
– Что ж, разумеется, тебя мы не оставим своей заботой, но сказать я должен: становится нелегкой дружба иль родство, когда твой родственник все делает неверно. Ведь с другом чувствуешь себя легко, с ним все сполна разделишь, с ним посмеяться можно вдоволь… Скажи, с тобой кто может посмеяться вместе? Мне плакать хочется, когда тебя я вижу! Так лучше б мне тебя не видеть, и если б не обязанность моя…
ХОРИСТ 5:
– И верно. Когда-то я на тебя молился, думал о тебе все время. Теперь не думаю! Я уж забыл жены твоей покойной имя. Из-за болезни стал ты неприятен, мне и руки твоей не хочется касаться.
ХОРИСТ 1:
– Дансайедо было ее имя, Дансайедо! Когда тебя я вижу, я думаю о том, какой она ужасной смертью умирала. Но я гоню такие мысли.
ХОРИСТ 3:
– Ты колесо фортуны слишком сильно повернул, вот дело в чем, старик. Ты получил то, что просил.
ЧАНДИ:
– Ничего я не просил. Я отдавал! Неужто ж не был щедр я?
ХОРИСТ 4:
– Да, ты был щедр, но чересчур.
ЧАНДИ:
– Но как же человеку жить?
ХОРИСТ 1:
– Когда б я это знал…
ХОРИСТ 3:
– Зачем подобные вопросы задавать? Не понимаю!
ХОРИСТ 2:
– Таких вещей никто не понимает.
ЧАНДИ ( поворачиваясь лицом к двум скрючившимся на земле фигурам по ту сторону «Стержня»):
– Как жизнь свою прожить я должен был? Не можете ль вы мне ответить?
Обе темные фигуры остаются тихи и неподвижны. Музыка звучит как-то странно: лязгает и бренчит.
Когда прожекторы опускают ниже, чтобы фигуры актеров отбрасывали длинные тени, первый из людей в черном встает и медленно идет в глубь центральной части сцены. Там он оборачивается, встает лицом к зрителям, откидывает капюшон и открывает их взорам медную маску, которая в лучах прожектора вспыхивает зловещим красным светом – светом закатного солнца.