— У меня плохо получается, — сказал я, уже не помню в который раз.

Обычно Клара не обращала внимания на подобное нытье и заставляла меня продолжать. Однажды она объяснила: «В таком изложении есть определенная частица обаяния. Твои рассказы — будто из другой жизни. Как фольклор, передаваемый из уст в уста. Такие истории обычно разрозненны, но в них что-то есть. Нечто важное для тех, кто их рассказывает». Я поднял взор к потолку и устремил его дальше, словно мог видеть насквозь.

«А что они значат для тебя? — Она задумалась всего лишь на мгновение и ответила: — Жизнь людей может иметь некую цель».

В день беседы с Раксби я ни словом не обмолвился Кларе об этой встрече, пока мы не улеглись в постель. Так получилось, что именно в эту ночь она попросила рассказать ей что-нибудь о Старике, новенькое, ни разу не рассказанное прежде. Вместо этого я поведал ей историю о прерванном завтраке. К тому времени как я закончил, она сидела на кровати, прижимая подушку к груди.

— Значит, ты не будешь им помогать?

— Думаешь, надо?

— Я просто спросила, что ты собираешься делать.

— Он говорил что-то о вознаграждении, материальной компенсации от Старика. Раксби со товарищи знают, что я получаю дивиденды от шахт. Что мы все получаем. Они могут докопаться до наших средств и до каждого из нас. С нами-то все будет в порядке. Но с остальными — вовсе не обязательно. И возможно, на этом они не остановятся.

Я наблюдал за ее дыханием: вверх — вниз, два раза.

— Я только спросила, — рассердилась она, — что ты собираешься делать.

Избегая прямого ответа, я сказал:

— Не имеет значения. Старик мертв.

Клара внимательно изучила меня:

— Почему ты так думаешь?

Состроив кислую мину, я качнул головой:

— Какой сейчас год?

Те из нас, кто хоть сколько-нибудь времени провел в его обществе, говорили о его возрасте. У нас были различные гипотезы: например, Старик — не тот человек, который пережил известные и замечательные приключения в тридцатые-сороковые годы; его интеллект и долголетие определяет какая-то генетическая мутация; причиной исчезновений Старика на некоторое время, порой на целые недели, является его погружение в некую восстанавливающую субстанцию в арктическом убежище.

Излюбленная теория Алана Рэндольфа, Бродяги, была озвучена, когда мы играли в карты на палубе грузового судна.

— Взгляните на меня, — призвал он, очень темный негр с гладкой кожей. Он служил инженером в НАСА и после отставки переехал в Нью-Йорк, где его жена открыла престижный ювелирный магазин.

— И что с тобой? — спросил я.

— На сколько я выгляжу?

— Лет на сорок, — сказала Моравиа, прижав карты к подбородку.

— М-м, не моложе? — он поворачивал голову, словно с удовольствием разглядывая себя в зеркалах наших глаз.

— Меньше сорока, — смилостивилась Моравиа, и мы рассмеялись. Не игравший с нами Манок отложил книгу. Мы все ждали Старика после его переговоров с капитаном: корабль должен был отклониться от курса.

— Прекрасно, — сказал Бродяга. — Принято.

— А на самом деле, — предположила Моравиа, — тебе пятьдесят…

— Семь, — кивнул он. — Пятьдесят семь. А сколько нашему боссу?

— Около семидесяти пяти, — предположил Манок, подключаясь к обсуждению. — В 1933-м, когда он начал карьеру, ему должно было исполниться не меньше двадцати пяти, но, вероятно, уже тогда стукнул тридцатник.

— Так вот, совершенно очевидно, — развил мысль Бродяга, проводя ладонью по лицу, — что у него есть и черная кровь. Обратите внимание на его смуглую и гладкую кожу. А голос! В этом голосе есть… соул [3] .

На наш дружный смех он ответил в своей манере:

— В семьдесят я буду выглядеть так же хорошо.

Мы так никогда и не узнали, как Бродяга будет выглядеть в семьдесят. Он умер спустя два года. Инфаркт во время плавания в бассейне. Старик удостоверился, что каждый из нас знает о похоронах.

Местом действия была узкая методистская церковь в Ист-Сайде, словно втиснутая между двумя гораздо большими монолитными зданиями. Войдя, я увидел нескольких своих друзей, но посчитал, что нам не следует располагаться вместе. В последнем ряду сидел широкоплечий человек, сгорбившись и чуть подавшись вперед. Хотя его волосы были не того цвета, на носу обнаружились маленькие очочки, а челюсть казалась чуть искривленной, я готов поклясться, что это был Старик. К окончанию церемонии похорон человек исчез.