В сугубо практическом плане вслед за опубликованием Заявления от 15 января 1986 г. на первый план в нашей совместной работе выдвинулись конкретные проблемы, являвшиеся предметом советско–американских и многосторонних переговоров по вопросам разоружения, которые, как было условлено на встрече в верхах в Женеве, надлежало резко интенсифицировать.

Система работы по определению наших принципиальных позиций и подготовке директив к переговорам по вопросам, которые являлись предметом переговоров с США и странами блока НАТО, была отлажена. Эта система, охватывавшая прежде всего МИД, Минобороны, КГБ, Военно–промышленную комиссию, складывалась и постепенно крепла на протяжении 70–х и первой половины 80–х годов. Работа строилась в первую очередь на понимании совместной ответственности как за обороноспособность страны, так и за достижение договоренностей об ограничении и сокращении вооружений. В ходе работы бывало всякое: разногласия, споры, острые дискуссии, но в конечном итоге обычно удавалось находить общие решения. Такая совместная слаженная работа представителей разных ведомств поощрялась Устиновым, Громыко, Андроповым и Смирновым. Наибольшую инициативу в разработке новых предложений всегда проявляли представители МИДа и Минобороны. Но этому удивляться и не приходилось. Они ведь непосредственно отвечали: одни — за обороноспособность страны, а другие — за обеспечение средствами дипломатии благоприятных условий для внутреннего строительства. Слаженно действовали как созданная тогда группа заместителей руководителей ведомств, так и рабочая группа при Генеральном штабе из представителей всех ведомств и научно–исследовательских институтов под руководством генерала В. И. Варенникова. Словом, для той политики, которая тогда проводилась в военно–политических вопросах, механизм был создан и работал отлаженно, он устраивал руководителей, действовавших в первой половине 80–х годов.

Однако когда руководство, ведающее внешней политикой, полностью сменилось (пришли М. С. Горбачев, Э. А. Шеварднадзе, С. Л. Соколов, В. М. Чебриков), перед нами, вторым эшелоном, встал вопрос, не потребуется ли уточнение порядка и системы подготовки и утверждения решений. Соответствуем ли мы тем требованиям, которые выдвигают новые лидеры, их взглядам на внешнюю политику и методам деятельности? Подходят ли вообще конкретные лица, разрабатывающие и готовящие проекты решений, новым руководителям как их ближайшие сотрудники?

Что касалось начальника Генштаба, то при всей важности переговорных проблем его главной заботой была все–таки оборона страны. Насколько было известно, министра обороны СССР тогдашний начальник Генштаба устраивал. Новый министр иностранных дел поначалу тоже во многом опирался на прежних заместителей. Генсек ЦК тогда к кадрам этого звена только присматривался.

Пока новые подходы во внешней и военной политике еще нащупывались, все мы оставались на своих местах. Однако начались и первые трения. Как–то при обсуждении проблемы ракет средней дальности, когда один из нас начал упорно отстаивать свою позицию, Л. Н. Зайков (член Политбюро, которому было поручено в то время координировать работу ведомств, ведущих переговоры по вопросам сокращения вооружений) сказал: «Знаете, Сергей Федорович, прошло то время, когда вы вдвоем с Георгием Марковичем формировали политику страны в вопросах разоружения. Теперь ее формирует руководство государства. Нужно бы вам это учитывать». На это пришлось ответить, что «при Андропове, Громыко, Устинове никто не мог и помыслить о навязывании им снизу своих взглядов. Формировали политику они, а мы им лишь помогали в этом». (Впрочем, в последующем у нас с Зайковым постепенно наладились устойчивые, хорошие рабочие отношения.)

Конечно, наиболее важными были переговоры с США по стратегическим вооружениям. К 1985 году они уже имели свою пятнадцатилетнюю историю.

Согласно американской позиции, какой она оставалась и после женевской встречи в верхах в конце 1985 года, предметом переговоров по ядерным и космическим вооружениям должны были быть только сокращения стратегических наступательных вооружений (СНВ), то есть межконтинентальных баллистических ракет (МБР), баллистических ракет подводных лодок (БРПЛ) и тяжелых (стратегических) бомбардировщиков (ТБ). Советская позиция заключалась в том, что кроме МБР, БРПЛ и ТБ предметом переговоров должны были стать также ядерные средства средней дальности СССР и США (при засчете на их стороне соответствующих средств Великобритании и Франции) и авиация передового базирования США, достигающая с американских баз, размещенных в других странах, территории СССР. Прямо противоположными были позиции СССР и США относительно стратегических оборонительных вооружений: Советский Союз добивался, чтобы США не создавали (так как это противоречило Договору по ПРО, подписанному в 1972 году нами и американцами) систему противоракетной обороны страны, к тому же с элементами космического базирования. США отстаивали свое «право» делать это.

При таких принципиальных расхождениях в позициях сторон найти решения, которые в своей основе устраивали бы как нас, так и американцев, — задача отнюдь не из легких.

С. Ф. Ахромеев. В связи с этим хотел бы поделиться с читателями своими мыслями о трудностях в работе начальника Генерального штаба. Он кроме других своих обязанностей должен соразмерять обеспечение надежной обороноспособности с потребностями внешней политики. Именно Генеральный штаб находится на стыке согласования этих важнейших государственных интересов, поиска соответствующих решений. От начальника Генштаба, пожалуй, как ни от кого другого, требуются выдержка, настойчивость, такт, терпение и твердость в работе с представителями других ведомств. Потребности активной внешней политики всегда бывают большими, иногда чрезмерными. Генеральному штабу нужно было их учитывать, но чрезмерным — и противостоять.

Запросы и требования главнокомандующих видов Вооруженных Сил, если они обоснованы и приняты Генштабом, по существу аккумулируют нужды обороны страны, как они понимались в Министерстве обороны. Общая выработка позиции с учетом потребностей видов Вооруженных Сил является делом далеко не простым. Ведь начальник Генштаба среди главкомов — только старший среди равных, официально они ему не подчинены. Поэтому в таких условиях много значат опять–таки терпение, а главное — его компетентность, убедительность его доводов для главкомов. Генштаб может докладывать о выработанной позиции министру обороны тогда, когда она со всеми видами Вооруженных Сил согласована.

Только после того, как в результате такой проработки предложения Минобороны были готовы для рассмотрения, наступал черед работать с Министерством иностранных дел и другими ведомствами и приходилось еще и еще раз доказывать, что Генеральному штабу свойственны понимание и учет внешнеполитических интересов СССР. Разумеется, они были не окончательными, уточнялись в результате совместной работы ведомств и утверждались руководством государства.

Получалось так, что Генеральный штаб находился постоянно под огнем с двух сторон. От министра обороны Соколова приходилось выслушивать претензии за сделанные нами недопустимые уступки. Оба мы — профессиональные военные, товарищи по оружию, но в остроте критических оценок неоправданных, по его мнению, уступок он в ходе совместной работы не стеснялся. Нужно сказать, что и я не проявлял скованности, отстаивая свое мнение. При всем этом мы оставались близкими друг другу людьми. Претензии ко мне со стороны Шеварднадзе были, может быть, не такие резкие, но в них чувствовалось немало сарказма: «невозможно развивать новую внешнюю политику при такой позиции военных», «стоит ли вообще с выработанной позицией ехать на переговоры».

Тут выход оставался один. Выработана позиция — отстаивай ее. И не нужно робеть перед руководством. Этому правилу я и следовал. Но оказывалась и поддержка. Такие руководители, как Л. Н. Зайков, В. М. Чебриков, в подобных ситуациях проявляли понимание и по ходу дела умело помогали находить приемлемое решение.

Но случалось и так, что «коса находила на камень».

Масштабные и острые дискуссии в межведомственной группе и в комиссии Политбюро разгорелись в начале 1986 года при непосредственной подготовке проектов директив Для делегации, направлявшейся в Женеву на переговоры по СНВ и ССД. Наиболее принципиальный и острый характер приобрели тогда разногласия по ядерным средствам средней дальности.