Все вокруг стало иным, а девочки были все еще слишком маленькими, чтобы понять — так оно и останется навсегда и всегда будет таким, что бы ни случилось. Они продолжали мечтать о том, что вчера еще было обыденностью, как другие мечтают о выигрыше в лотерею или любви с первого взгляда. В любой день все вдруг может стать как было. Папа поправится, и они тут же переедут обратно в Гётеборг, в их большую квартиру. Представляешь, как станут смеяться одноклассники, когда им изобразишь, как эти местные тут прямо захлебываются в своих гласных!

— Все, — однажды сказала Лидия. — Хватит с меня. Не желаю больше слышать вашего нытья. Пошли вон обе!

Инес осеклась на полуслове, Элси сидела, разинув рот. Лидия, которая никогда в жизни не… Но Лидия уже встала из-за письменного стола, за которым просиживала дни напролет, готовясь к началу учебного года, и теперь стояла перед ними, уперев руки в боки, как какая-нибудь баба-поломойка, и орала:

— Я кому сказала? Вон! Убирайтесь!

Так появилась привычка — удирать, как только Лидия усаживалась за письменный стол, и спустя неделю они поняли — это освобождение. Каждый день, управившись с утренними домашними делами, Инес и Элси торопливо бормотали «пока!» и уходили. Они шли рядом, пока их было видно из окна спальни. А потом коротко кивали друг другу и расставались. Они ни о чем не разговаривали, им было не о чем говорить. Все и так ясно. Им нужно отдохнуть друг от друга.

Инес обычно брела в сторону парка Свандаммен с книгой и шерстяным пледом под мышкой; она нашла место под старой ивой, где можно спрятаться от мира. Словно закрыться в птичьей клетке, волшебной клетке, которая позволяет ей видеть людей, проходящих по другую сторону поникших веток, но делает ее саму невидимой для них. Иногда она забывала про книгу и погружалась в мечты. А что, если кто-нибудь — парень, который скоро пойдет в первый или второй класс гимназии — как-нибудь заглянет за ивовую завесу и обнаружит ее…

Впрочем, этот парень так и не пришел. Он отправился другой дорогой и вместо нее нашел ее сестру.

Инес моргнула. Разговор, похоже, закончился. Бьёрн стоял улыбаясь в дверях.

— А мы с мамой в Лондоне увидимся!

Инес тщательно выкрутила тряпку, чего вообще-то не требовалось, и повесила на кран. Щеки были как каменные, когда она улыбнулась в ответ:

— Правда? Вот здорово!

— Позвоню Карлу-Эрику, пусть закажет ей номер в нашем отеле.

— Как хорошо! Вы ведь давно не виделись.

— Да. Она понятия не имела, что…

— Нет, естественно. А что, она обрадовалась?

— Само собой. Правда, насчет школы немножко волнуется.

— Ну да. Правда, сама-то до выпускных так и не доучилась.

— Ага. А я сказал, что теперь есть гимназии для взрослых.

— Она что, не знала?

Неправильная реплика. Бьёрн уловил в ней критику.

— А откуда она могла это знать?

Инес снова попыталась улыбнуться:

— Я просто хотела сказать…

— Ладно, — сказал Бьёрн и отвернулся. — Я выйду на минутку. Пойду подышу.

Инес продолжала стоять, опираясь на стол возле мойки, внезапно оцепенев, не в силах пошевельнуться. Сумела только чуть повысить голос:

— А тебе разве можно? Разве ты уже можешь выйти из дому?

— Да, конечно, — ответил Бьёрн из холла. — Они все разошлись уже. Нет ни одной.

И он открыл наружную дверь и вышел.

Ингалиль, как условились, ждала на повороте на Мидхемсвэген, но повернулась спиной и пошла, едва увидела Сюсанну.

— Опаздываем, — крикнула она через плечо. — Уже двадцать пять минут.

Сюсанна перешла на бег. Сумка-ягдташ лупила по бедру.

— Знаю. Но собралось столько девиц…

Ингалиль остановилась и обернулась:

— Что за девицы?

Наконец Сюсанна с ней сравнялась. Остановилась и перевела дух, прежде чем приноровиться к темпу Ингалиль. Это было совсем не просто — ведь Ингалиль гораздо выше ростом и шаги у нее длиннее.

— Да просто девицы. Толпились у нашего дома.

Ингалиль наморщила лоб:

— А кто?

Сюсанна пожала плечами:

— Одна из киоска на вокзале. И эта с классического, у которой мужской зонт. Еще какие-то. Не знаю, как их звать.

— А что они делали около вашего дома?

Сюсанна уже запыхалась.

— Ждали Бьёрна.

— А зачем?

Зачем? Тоже вопрос, кстати.

— Понятия не имею.

Наступило короткое молчание. Слышался только звук их шагов по асфальту.