Шрифт:
Сюсанна пробормотала что-то в ответ, засунула руки глубоко в карманы и погладила правой ладонью бумажный пакет с пробниками. Ей бы и в голову не пришло мечтать о брате или сестре. Наверное, она какая-то неправильная. Но Ева ничего не заметила, только улыбнулась, и вид стал у нее чуть мечтательный.
— Но если твой двоюродный брат всегда жил у вас, значит, у тебя все-таки есть старший брат. Фактически.
Что ж, это выход. Сюсанна потихоньку вздохнула с облегчением.
— Ну да. В общем, есть.
— Везет же некоторым!
Они остановились у калитки и немного поговорили. Ева закончила школу несколько лет назад и теперь хотела знать, какие у Сюсанны учителя и что она о них думает. Эта белозубая улыбка помогла преодолеть застенчивость, и, оживившись, Сюсанна рассказала, что ее папа преподает историю и обществознание — Биргер Симонсон, точно — а мама — учитель домоводства в школе Тюппаскулан, что, кстати, жизнь совсем не упрощает. Наоборот. Стоит ей или Бьёрну сказать что-нибудь про других учителей, так мало не покажется. Но ведь некоторые из учителей правда настоящие придурки, далеко ходить не надо. Взять хоть эту противную Ингеборг, химичку, которая, бывает, так глубоко задумается прямо на уроке, что начнет сама себя гладить по груди. Не говоря уже про Бертиля-Бабу, который никогда не умел поддерживать порядок на уроках, а только рявкал — по-немецки, потому что вел именно этот язык. Ева, кивнув, хихикнула:
— Я знаю. Он и у нас был. Schweigen! Habe ich nicht gesagt dass Sie schweigen sollenl! [11]
Ее спина при этом сгорбилась и стала точно как у Бертиля-Бабы, рука, наполовину сжатая в кулак, угрожающе поднялась, а в голосе, перепуганном и визгливом, послышалась дрожь. Сюзанна расхохоталась. Ну точно! Один в один!
— Над чем смеемся?
Сюсанна обернулась. Бьёрн стоял на крыльце, закуривая сигарету.
— Это Ева. Она может изобразить Бертиля-Бабу.
11
Молчать! Я кому говорю — молчать! (нем.)
— Ага. Хотелось бы посмотреть.
Бьёрн медленно, скользящим шагом приближался по садовой дорожке. Он застегнул на пуговицы свое старое суконное пальто-дафлкот и поднял капюшон. Те, кто не знал, что это он, теперь бы его не узнали. А Ева узнала — однако совершенно не выказала ни идиотского восторга, ни смущения, как другие девицы, только улыбнулась, не пряча лица.
— На бис? — переспросила она. — Да ну, не знаю. Что мне за это будет?
— Ничего, — сказал Бьёрн. — Но я терпеть не мог Бертиля-Бабу.
Он откинул капюшон и положил руку на плечо Сюсанне, чуть приобнял и заговорил, понизив голос:
— Иди-ка ты домой. Время полдевятого, Инес уже на взводе.
Сюсанна вздохнула. Ева склонила голову набок:
— Тебе надо идти? Как жалко. Но мы ведь увидимся на той неделе, правда?
Сюсанна молча кивнула.
— Вот и хорошо, — сказала Ева. — А ты правда ужасно хорошенькая.
Бьёрн подался вперед, разглядывая лицо Сюсанны.
— Да, — произнес он чуть удивленно. — Вообще-то да.
— Спасибо, — сказала Сюсанна, изо всех сил стараясь не делать книксен.
Когда она вошла, Инес стояла в холле и, прижавшись лбом к маленькому окошку, сощурясь смотрела наружу.
— Кто это там?
— Ева, — сказала Сюсанна и стала стягивать ботинки на «манной каше», не развязывая шнурков.
— Что за Ева?
— Ева Саломонсон. Это ее мама ведет у нас курсы.
— Из парфюмерного, что ли?
— Ммм.
— Но эта девушка ведь старше тебя?
— Ей восемнадцать.
— Откуда она знает Бьёрна?
— Они незнакомы.
— Понятно. А почему тогда они стоят и беседуют у калитки?
— Потому что мы с ней стояли там, когда Бьёрн вышел. И мы втроем разговорились. Но в полдевятого я должна была идти домой…
— Ясно. Хитрая девица.
— Что?
— Ничего.
Инес вдруг повернулась к Сюсанне, взглянула на нее и скривилась:
— Ты похожа на раскрашенный труп.
И рассмеялась. Потому что ведь это была всего только шутка.
Нужно срочно спрятать косметику, полученную от Евы. Это было очевидно, настолько очевидно, что не требовало размышлений. Едва прикрыв за собой дверь, едва перешагнув порог, Сюсанна встала на коленки и принялась рыться под матрасом. Свет она не зажигала, хватало фонаря за окном. Да ей особенно и не нужно видеть, чтобы найти тайник, — пальцы сами нащупают его мягкую поверхность и сами его откроют. Дневник был на месте, она опознала его сквозь тонкую хлопчатую ткань, но рука чуть дрожала, когда тянула за шнурок.