Шрифт:
— А где все?
Она опять моргает и смотрит на него, немного удивленно, словно уже забыла, что он сидит тут, совсем рядом.
— На палубе. Готовятся спускать розетту, думаю.
Андерс замирает с чашкой в руке:
— Розетту?
Сюсанна чуть улыбается:
— Зонд для взятия проб воды. У них есть такая штука, ее погружают в море и берут пробы, когда мы стоим на месте. Называется «розетта».
Он морщится:
— Зачем это? Я думал, тут постоянно закачивают воду в лабораторию…
Она кивает:
— И это тоже. Но там другое. Они берут пробы с разных глубин. Смотрят соленость, температуру и все такое. Я, правда, не очень в этом разбираюсь. Просто пересказываю, что слышала от Ульрики. Не уверена, что я все поняла.
Она отставляет чашку и отводит взгляд. Но Андерс не унимается.
— А почему называется «розетта»?
Она смотрит на него:
— Вот уж чего не знаю.
На миг наступает молчание, оба отводят глаза.
— Как ваш пациент? — спрашивает наконец Сюсанна.
Андерс пожимает плечами:
— Ничего нового. Проснулся потом, ему было здорово нехорошо.
— Похмелье.
Это не вопрос. Скорее констатация.
— Типа того. И еще боль, конечно. В кисти.
— Да. Это я понимаю.
— Хотя сейчас он ушел и лег в своей каюте.
— Ага.
Она, похоже, не особо заинтересовалась, и снова наступает молчание. Вдруг он вспоминает, что Сюсанна — сестра Бьёрна Хальгрена, и торопливо прикидывает, спросить ее об этом или нет. Она словно почувствовала это и решает не дожидаться вопроса. Встает, идет к кофейному столику, медленно наливает себе еще чашку и возвращается.
— Это было так здорово, — произносит она затем.
Он поднимает глаза, смотрит на нее. Сегодня у нее совсем другой вид. Глаза блестят. Щеки порозовели, совсем немного, правда, но она уже не выглядит такой удрученной.
— Что именно?
— Когда Ульрика рассказывала о разных уровнях в море. Получается, в океане много океанов, у каждого своя соленость и температура. Словно один слой воды лежит на другом, будто это и не вода. А металлы. Или горные породы.
Она замолкает с чуть смущенным видом, поспешно хватает свою чашку и делает несколько больших глотков. Андерс смотрит в сторону, не желая еще больше ее смущать.
— Неплохо сказано, — говорит он.
— Да, — произносит она и вдруг улыбается, глядя ему в лицо. — Совсем даже неплохо.
Мир вокруг по-прежнему окутан туманом, но теперь уже белого, дневного оттенка. При этом туман кажется гуще, чем ночью. Не видно горизонта, только несколько метров воды вокруг судна.
На шканцах один из матросов закрепляет кабель-трос, который будет удерживать розетту. Это непросто. Ульрика стоит внизу, выкрикивая инструкции и размахивая руками, все остальные исследователи держатся на почтительном расстоянии, наконец кабель-трос закреплен как следует и натянут как надо — тогда все бросаются вперед, каждый к своим батометрам.
Йон стоит чуть в стороне и наблюдает. Он курит. Когда Сюсанна поднимается на палубу, то останавливается чуть в стороне и в свою очередь наблюдает за ним. Сегодня он выглядит старше. Лицо сероватое. И волосы скорее седые, чем белые. Она торопливо приглаживает собственные волосы, курчавые, песочного цвета, которые, кажется, никогда не изменят ни цвета, ни структуры. Что, и она кажется такой же старой? Или еще старше? Мысль неприятная, и Сюсанна ее прогоняет, на смену появляется другая. Зачем они это делают, думает вдруг Сюсанна. Зачем люди хотят измерить и взвесить океан?
Она поспешно качает головой, самой себе в ответ, потом подходит к Йону и постукивает его по спине.
— Привет, — говорит она и улыбается, когда тот оборачивается. — Не угостите меня сигареткой? Пока киоск не открылся?
Он ухмыляется — что-то среднее между улыбкой и гримасой.
— Вот черт!
Сюсанна отступает на шаг:
— Что такое?
— Да сбил я вас с пути. Простите!
Сюсанна, сунув руки в карманы, поднимает плечи. От желания курить зудит под кожей. Она широко улыбается:
— А, ничего страшного. Брошу, как только захочу.
Он слышит то, что хочет услышать.
— Как только вернетесь на сушу?
— Точно.
И наконец он вынимает пачку из кармана. Сюсанна приказывает себе не вынимать руки из карманов, крутит и вертит в пальцах стилет, пока Йон не завершит свое движение. Только теперь она протягивает руку, хватает сигарету и наклоняется над его зажигалкой. Наслаждение острее, чем вчера, но теперь его сопровождает нечто другое. Нечто, несущее в себе одновременно тяжесть и облегчение. Затянувшись еще раз, она поворачивается к Йону: