Шрифт:
Но он ведь уехал!
Инес заставила себя поднять руку и помахать коллеге на другой стороне улицы, заставила себя улыбаться и выглядеть абсолютно невозмутимо. Учительница домоводства, совершающая моцион перед тем, как отправиться на рынок, — волосы повязаны изысканным платком от «Эрмес», на плече — сумка из натуральной кожи, — поднимает руку в перчатке и одаряет коллегу, блондинку-учительницу начальных классов, теплой широкой улыбкой. Нельзя показывать, что тебе больно. Все, что угодно, только не это. Инес еще раз поправила сумку, пытаясь вызвать к жизни злость, остановилась, повернулась к витрине и мгновение стояла неподвижно, глядя на собственное отражение, прежде чем до нее дошло, что там, за стеклом, — кондитерская. И в глубине виднеется знакомая спина.
Сюсанна. Ее дочь. А напротив сидит та девушка, которая…
Инес резко отвернулась и, держась очень прямо, перешла на другую сторону улицы и дальше быстрым шагом двинулась через Ратушную площадь, не остановившись на рынке и так ничего и не купив из того, что было у нее в списке.
~~~
Перед телестудией собрались девушки, они отпихивали друг друга и галдели. Элси смотрела на них, а тем временем черный лимузин медленно въехал в их толпу и заставил расступиться. Некоторые из девчонок наклонялись, прижимали розовые ладошки к окнам и показывали тем, кто внутри, свои бледные лица за стеклами, одновременно переходя на бег, чтобы не отстать от машины. Who is it? I don't know, I think it's… [22]
22
Кто это? Не знаю, думаю, это… (англ.)
Бьёрн сидел выпрямившись на откидном сиденье, крепко держась одной рукой за кожаную петлю, свешивающуюся с потолка, и молча глядя прямо перед собой. Он был бледен, и это ему шло, темные глаза блестели и казались огромными на белом лице. Может, он казался еще бледнее от черной одежды, водолазки и длинного пиджака с широкими лацканами. Он единственный был весь в черном, на остальных были вещи поярче. Скажем, на этом Томми — красная рубашка под черной кожаной курткой. Один из ребят — в брюках бирюзового цвета. Вид довольно дурацкий.
Теперь они притихли, теперь все пятеро сидели молча, выпрямившись и глядя перед собой, казалось, ни один из них не смеет повернуть голову и посмотреть в окно, никто не отваживается встретиться взглядом с девчонками по ту сторону стекла, не решается увидеть груди, прижатые к стеклу, улыбки, освещавшие салон, и чей-то высунутый, трепещущий между губ кончик языка.
Наверное, парни просто нервничают. И Бьёрн больше всех.
Даже Карл-Эрик молчал — исключительный случай! Он сидел рядом с ней, настолько близко, что его ляжка то и дело прижималась к ее, но он молчал совсем иначе, чем мальчики. Он с улыбкой следил за девчонками за окном, то и дело кивая сам себе, как учитель, подбадривающий хороших учеников. Молодцы. Отличная работа.
Внезапно вокруг стало темно. Машина въехала в ворота, и они закрылись. Крики стихли, и кто-то глубоко вздохнул. В следующую секунду снова сделалось светло: внутренний двор студии.
— Значит, так, ребята, — сказал Карл-Эрик. — Играете под фанеру.
Томми привстал:
— Нет, но какого хрена…
Карл-Эрик поднял руку:
— Ты слышал, что я сказал. Под фанеру.
Томми опустился на стул и наклонился вперед, так что волосы упали и закрыли лицо. Как ребенок. Маленький ребенок на грани отчаяния.
— Но вы же обещали…
Карл-Эрик пожал плечами и сунул руки в карманы брюк.
— Я обещал сделать все, что смогу. Но в этой программе все играют под фанеру. Такие дела.
— Но все-таки… — сказал Никлас.
Элси перевела взгляд на него и тут сообразила, что до сих пор не слышала, чтобы он что-нибудь произносил, кроме собственного имени. Он был безупречно наряден, в белой рубашке, цветастом галстуке и сверкающих черных туфлях. Теперь он провел рукой по свежевымытым волосам, поправил челку и серьезно поглядел на Карла-Эрика:
— Вы правда сделали все, что смогли?
Карл-Эрик прислонился к стене и окинул Никласа холодным взглядом:
— Все играют под фанеру в этой программе. И Манфред Мэнн играл. И «Роллинги». Даже «Битлз». А «Тайфунз», значит, не могут?
Длинные ноги Томми выдвинулись вперед и пнули корзину для бумаг, но слегка, так что она только отъехала на пару сантиметров.
— А какого тогда хрена надо было сюда тащиться? Могли бы просто пластинку прислать.
Карл-Эрик вздохнул, выпрямился и скрестил руки на груди. Он все больше напоминал учителя, правда, необычно элегантного учителя.
— Не пытайся казаться глупее, чем ты есть, Томми. Ты сам, черт побери, прекрасно знаешь, зачем мы тут.
На миг стало тихо. Элси заметила, что и сама затаила дыхание, она закрыла глаза и заставила себя сделать глубокий вдох, потом откинулась назад и прислонилась к стене. В маленькой гримерке было всего три стула, уже занятых Томми, Никласом и этим Пео в бирюзовых брюках. Бьёрн сидел на подоконнике и грыз ноготь, казалось ничего не слыша, а Буссе стоял с закрытыми глазами, привалившись к стене напротив. У него были такие белые волосы, что Элси подумала, уж не обесцвечивает ли он их перекисью.