Шрифт:
Ну ничего, сейчас мы поднимем тебе настроение, ковырнув твою излюбленную тему! И я невозмутимо продолжил:
— Так ведь это, как у вас на Руси говорят, бельцы, у которых помыслы не только о боге, церкви и своей службе, но и о семье, которую надо кормить, поить, одевать и прочее, потому такое поведение можно и простить. Все мы люди, все мы грешники. К тому же я встречал и иных людей. — Мне припомнился отец Антоний. — Они искренне веруют в то, о чем проповедуют, да и сами строго соблюдают божьи заповеди. Однако я видел у вас и чернецов, которым не надо ни о чем заботиться, кроме как о своих молитвах богу. И что же? Иногда, глядя на некоторых монахов, я думаю, что неверие должно казаться богу менее оскорбительным, чем религия. И поверь, что даже сам дьявол не мог бы пожелать для себя более подходящих людей, чем некоторые из числа так называемых богоугодных.
— Это да, — оживился царевич. — Тут я с тобой спорить не стану…
Еще бы ты со мной спорил, вьюноша, коли я прекрасно знаю, что их ты на дух не переносишь.
Более того, благодаря отцу Леониду, то есть истинному Отрепьеву, я даже знаю причину этому и имя монаха, которого ты особенно ненавидишь.
Но этот козырь мы пока оставим в рукаве. Если остальная карта будет хорошая, глядишь, его и вовсе не придется извлекать оттуда — уж очень он неприглядный.
— Впрочем, иного и ожидать нельзя, — «извинил» я и монахов, — ибо это в человеческой природе. Никто из людей не может быть великим героем в глазах своего слуги или холопа. Неудивительно, что бог мало пугает самих чернецов, судя по тому, что они иногда вытворяют.
— Неудивительно, но безобразно и отвратно, — подключился Дмитрий и принялся разглагольствовать, как и что он учинил бы, меняя порядки в монастырях.
Однако, выпустив в очередной раз пар в отношении черного духовенства, царевич так и не угомонился, вновь заметив мне о крещении.
На этот раз он завел речь о Библии, которую мне непременно надлежит прочесть.
— Библии бывают разные, но это Писание поистине Святое, — подчеркнул он, протягивая ее мне. — По слухам, оно принадлежало одному из учеников самого Сергия Радонежского. — И хотел пояснить, кто он такой, но я перебил его, заявив, что слышал об этом святом, а потому с почтением приму ее.
В конце концов, тут можно и уважить человека. Коль так уж ему приспичило — изволь, полистаю на досуге. Заодно освежу память, да и пара-тройка новых цитат, если возникнет необходимость, тоже не помешают.
Но не удержался от соблазна и, принимая от царевича увесистый том, нечаянно уронил его на пол, причем всем своим видом показал, что падение книги произошло от того, что я обжег об нее пальцы.
Надо сказать, что шутка прошла на «ура». Во всяком случае, царевич смотрел, как я на них украдкой дую, весьма серьезно, я бы даже сказал, восторженно.
«А теперь думай обо мне все что хочешь», — весело решил я, отвешивая учтивый поклон перед уходом.
Дмитрий в это время продолжал смотреть не на мое лицо. Его внимание было поглощено Библией, которую я с трудом зажал под мышкой, стараясь не касаться ее руками.
— Ты мог бы прочесть ее при мне, и я бы пояснил, если что будет непонятно, — подкинул он идейку.
Не иначе как парню захотелось поглядеть, смогу ли я перелистывать страницы голыми руками или надену перчатки.
Ну уж дудки.
— Чтение столь мудрой книги требует тишины и уединения, — вежливо отказался я от его предложения.
— Но… ты же живешь в одной светлице с Дугласом, — возразил он, по-прежнему пристально глядя на мои пальцы — появился ли на них ожог от соприкосновения с Библией или нет.
— Ничего страшного, — парировал я. — Не забывай, что Квентин помогает тебе осваивать танцы. Вот в это время я и займусь ею. К тому же у меня привычка поздно ложиться спать, и, когда мой сосед видит десятый сон, я только-только собираюсь в гости к первому, так что уединения у меня предостаточно.
А про себя решил, что принципиально не стану перелистывать книгу при шотландце, чтобы Дмитрий, даже если спросит его, все равно не смог бы узнать, как именно я листал страницы.
Но больше всего меня интересовал тот самый вопрос, которым я задался еще в церкви: «Пойдет ли он на сделку, в случае если уверится в том, что я не князь Мак-Альпин?»
Эдакое детское любопытство.
И всякий раз после таких бесед, идя на роскошный ужин к царевичу, я радостно прищелкивал пальцами и горделиво замечал, обращаясь к невидимому собеседнику:
— А ты, дядя Костя, говорил, что третьего не дано. Поглядим еще, datur или не datur…
Глава 14
Дуэль
Итак, дела мои шли весьма успешно, если не сказать больше, однако подлинная удача улыбнулась мне чуть позже, в начале второй недели пребывания в Путивле.
Если только это можно назвать удачей.
Впрочем, пути бога Авось, равно как и другого бога, по имени Перун, помогающего воинам, неисповедимы. И не стоит человеку гадать, как они поступят через неделю или через месяц, — все равно бесполезно.