Гораздо проще воспользоваться ситуацией, которую боги время от времени подкидывают.

Воспользоваться или противостоять ей, если она окажется неблагоприятной.

Если сумеешь, конечно…

В тот день все шло как обычно. До обеда у меня были занятия по фехтованию. Словно предчувствуя грядущее, я усиленно вспоминал уроки в спортивной секции и то немногое, продемонстрированное дядей Костей, которое успел изрядно усовершенствовать за время проживания в Москве.

Вдобавок я старательно учился и новым приемам, которыми щедро делились со мной вислоусые учителя, особенно пан Огоньчик — мой постоянный спарринг-партнер.

Правда, он не всегда доставался мне, и, когда я, задержанный царевичем, выходил на двор позже обычного, приходилось выбирать для тренировки кого-то иного, далеко не столь приятного в общении.

Тот же пан Станислав со смешной фамилией Свинка, лениво рубившийся подле меня сразу с двумя партнерами и с которым мне как-то раз довелось скрестить свою саблю, не упускал ни одного случая, чтобы не подколоть незадачливого бойца.

Нет, именно я являлся таковым далеко не всегда — у него хватало и других объектов для насмешек, но мне тоже перепадало изрядно. К тому же меня он почему-то невзлюбил особо, начиная с самого первого вечера, когда нахамил мне и, естественно, нарвался на ответное хамство.

А чего он хотел? Чтобы я подставил левую щеку? Ну уж увольте.

Но на открытый скандал со Свинкой я не нарывался, либо игнорируя его дешевые остроты, либо огрызаясь, но осторожно, поскольку ответная шутка в адрес этого гордого, надменного пана вполне могла привести к дуэли, которая пока не входила в мои планы.

Глупо лезть на рожон со столь явно превосходящим тебя противником, а насколько он меня превосходит, я успел убедиться во время единственной тренировки, когда достался ему на зубок.

Впрочем, замечу, что скрестил я с ним саблю в самом начале своей учебы. Пусть с того времени прошло не столь много дней, но теперь я сумел бы кое-что ему противопоставить.

К тому же про себя я поклялся, что, как только навострюсь как следует, спускать его тупые подколки нипочем не стану. Пока же время еще не пришло.

А жаль.

И жаль вдвойне, если учесть то, что я знал о его гербе, — Квентин и впрямь превосходно разбирался в них и, тыча пальцем в щиты шляхтичей, не раз с улыбкой рассказывал мне, как плохо разбирается польское рыцарство в обязательных правилах геральдики.

Не далее как позавчера он в очередной раз отозвал меня в сторонку и вновь устроил ликбез, благо мы остались одни. Паны рыцари, притомившись от упорных тренировок, как обычно, оставили все свое вооружение прямо во дворе и ушли принять по чарке «вудки», а я, чужак, остался.

Разумеется, Квентин не преминул еще раз блеснуть своими познаниями в этом действительно сложном предмете.

— Вон тот, зри внимательно. — Он торжествующе ткнул пальцем в красно-зеленый щит, небрежно приставленный к бревенчатой стене воеводского терема.

Я тупо «зрил», но, разумеется, не увидел ничего такого, и шотландцу пришлось пояснять:

— Ну вот же оно. Так ведь нельзя. Краску кладут на металл, а металл на краску, а тут зеленое на красном, то есть краска на краске. И вот тоже. — Его палец уперся в другой щит, поодаль. — Здесь на золоте серебром. Это неверно.

Я вежливо улыбнулся. Честно говоря, меня все эти условности, равно как их несоблюдение, трогали мало, и вообще вся геральдика представлялась пустопорожней забавой для знати, но раз Дуглас хочет, чтобы я разделил его чувства, — пускай.

— Надеюсь, у Дмитрия ты не нашел никаких ошибок? — спросил я, чтобы как-то поддержать разговор.

Квентин засмущался, но потом признался, что, оказывается, и на гербе российских государей имеются, как он выразился, неправильности, на которые он указывал еще царевичу Федору.

Не удержавшись, он сказал про них и Дмитрию.

Оказывается, всадник, изображенный в самом центре царского герба и поражающий копьем змия, обращен влево, а по непреложным правилам геральдики всякая живая фигура, если только она непарная, должна смотреть вправо.

— А ты не ошибся? — озадаченно спросил я, припомнив не раз виденный мною герб. — По-моему, он как раз едет вправо.

— То тебе кажется, княж Феликс, — заулыбался Дуглас. — Вот сторона, кою по правилам надлежит считать правой. — И он указал на левую половину щита.

— Так она же…

— Правая, ежели смотреть со стороны рыцаря, держащего щит с гербом, — перебил меня Квентин. — Но это что. Зри сюда. — И ткнул пальцем в очередной щит. — На месте его владельца я бы устыдился и постарался вовсе никому его не показывать, тем паче выставлять напоказ. Его счастье, что тут никому не ведомо, яко… — Он наклонился к моему уху и принялся шепотом рассказывать мне постыдную тайну, о которой во всеуслышание нахально сообщал герб. — А уж шлем наверху герба и вовсе. То не просто шлем, а… — И вновь перешел на шепот, после чего заговорщически приложил палец к губам и подвел итог сказанному: — Пан Станислав очень горд, но если бы он знал все о своем щите, думаю, что гонора у него поубавилось.