Макс подходит сзади к дивану, чуть склоняется и обнимает меня за плечи, беря мои ладони в свои и прижимаясь лицом к волосам.

Если бы я уже не умирала, то, наверное, испугалась бы. Ибо когда такие разные тела одного Бога сливаются – одно-единственное огромное сердце Малика на миг останавливается. Прежде чем сделать свой первый вдох. Вдох нового существа, родившегося во вселенной.

Макс отрывается от меня, обходит диван и садится на пол напротив:

– Можно, конечно, плюнуть совсем-совсем на всё, сбежать и романтично, как дети ганджубаса, бегать по полям за кратковременной порцией счастья. Но ведь это до первого куска хлеба, которого не окажется у нас на завтрак, правда? Нет уж. Мы сделаем иначе.

Мы всё сделаем так, чтобы ни одна веточка не шелохнулась, ни одна травинка не осталась примята нашими ступнями и ни один охотник или просто случайный прохожий не видел, как и когда мы покинем этот неуютный лес. И поступим мы следующим образом. Слегка перефразируя всеобщего нашего Михаила Советского Союза [16] , «стойте там, слушайте

В Симферопольском аэропорту жарко, потно и липко. Но стоит выйти за пределы здания на улицу, как на меня тут же обрушивается запахами Крым. Букетом из акаций, пыли, каштанов и пересохших без дождей степных трав. Среди всего этого, как блёстки на лёгком вечернем платье, – дымок шашлыка, облачка раскалённой на солнце резины и снова пыль. Та самая – солнечная пыль. Запах солнца.

Меня зовут Малик. Два моих тела – на одном сумка через плечо, – взявшись за руки, идут к стоянке. Один из старых моих приятелей обещал встретить и отвезти в посёлок на побережье, к моему отцу – крепко сбитому, высокому, умному человеку. Порой немного горделивому. Может быть, даже иногда нерешительному в житейских вопросах. Но, с другой стороны, кто там разберётся в мыслях, что копошатся в головах этих странных неполных существ. У которых всего по одному телу. И мысли их половинчаты. И чувства недальновидны. И стремления пугливы. Но некоторые из этих существ близки мне. Сходными ритмами сердца. Правилами, которые мы вместе выдумываем для совместных игр. Так получилось, что мы оказались близки в бесконечном потоке жизни. Как вода оказывается близка другой воде, закручиваясь в уютной заводи маленькими водоворотами, порождёнными основным течением. Так бывает всегда. И приходит новое половодье. И новая вода, смешиваясь с застоявшейся, становится другой. И новые водовороты в новых заводях и стремнинах создают забаву или опасность для существ, далёких от восприятия вечности.

Крым – очарователен. Запахом солнца, камерностью, приветливостью, открытостью линий. Я ещё никогда не был здесь. Как в маленьком театре, глаза фокусируются на играх света и теней. Вот игрушечная гроза с ливнем, похожим на большую душевую лейку, проносится над шоссе, где мы едем. И клубы пара над асфальтом акцентируют цветочные нотки в степном аромате дороги.

А вон на сопке вдалеке развалины каменных стен. Если захотеть, то внутренним взором можно перенестись к ним поближе. И тогда видно, что каждый камень из кладки до сих пор хранит отпечатки рук трудолюбивых существ, приплывших издалека со своими семьями, чтобы жить здесь.

Толстые – с руку – стволы лозы старого виноградника. Пристально вглядевшись, увидишь мощную кропотливую работу, которой солнце внутри лозы преобразует частицы своего времени и времени земли, выбрасывая на поверхность лишь результат своих трудов – крепкие, полупрозрачные, сочные бусины ягод времени текущего.

Прибрежные скалы хранят память о вспышках и кипении недр. Об облаках обжигающего пара и пепельном снеге. Прикасаясь и проникая в кристаллические решётки их времени, понимаешь, что всё это случилось только вчера.

Море – смешением вод помнящее тень птицы Рух на своих просторах. И сами воды, хранящие память о том, как первый свет рождался из тьмы.

Дома и сады, набережные и террасы, аллеи и колоннады – искрятся песчинками времени неполных существ, что отдавали их, как дань, – белизне небес и щедрости вод. И одно из этих существ сейчас ждало меня. Ждало среди раскалённого камня дорожек и прозрачной тени садов. Ждало, чтобы просто прикоснуться. Прикоснуться и поверить, что это не сон.

Но я, Малик, должен буду уснуть на время. Я, новорождённое существо вселенной, должен уступить. Негоже пугать божественными стихиями неполные существа. Даже если вы близки и ритмы ваших сердец постоянны здесь. Даже если одно из этих существ – твой

… – И что вы от меня хотите?

Надо отдать отцу должное. Внешне он сохраняет полное спокойствие. Хотя можно представить разрушительные размеры смерчей, что бушуют у него внутри. Ещё бы. Сначала твоя дочь сбегает за тридевять земель без объяснения причин. Потом твой друг возвращает её, и вы договариваетесь не тревожить пространство информированием третьих лиц. А теперь вот, сидя на гальке вечернего пляжа, выясняется, что он должен дать им своё родительское благословение!

Просто они, видишь ли, «поря-а-адочные», признают и принимают его право как отца, и всё такое… Да они спятили! И он спятил – раз допускает даже мысли о подобном! А о чём подобном? Ну, Макс – старый ловелас, у него там этих студенток-аспиранток под боком – пруд пруди. Только свистни. Молятся на него, и безо всяких претензий. А тут Лика… Совсем, что ли, под сраку лет крыша поехала! И эта дурёха к нему рванула вдруг ни с того ни с сего. Зачем?.. Клянутся-божатся – оба лбы уже порасшибали – что ничего не было. Даже не целовались. Чертовщина какая-то! Либо где-то обманывают… Да нет. Клянутся, что школа, институт, совершеннолетие – всё как положено. А это ещё три года всё-таки… Может, не обманывают. Так в чём же загвоздка?.. Макс чудной, как не в себе. Но не на взводе. А как-то необычно… Новости по радио услышали о землетрясении каком-то – чуть приёмник не проглотили, так вслушивались. Макс потом на почту убежал – звонить. А Лика вся аж сияла, как надраенная. Спрашиваю, мол, что случилось? Жертв нет, говорит. И плотина какая-то целая. Ну и что, спрашиваю? Да ничего, НИКТО, говорит, не пострадал. С ударением так. Я ей, мол, в Африке каждую минуту ребёнок от голода умирает. А она – так Африка это где. Может, её вообще нет, этой вашей Африки. Я там, говорит, никого не знаю. А здесь, спрашиваю, знаешь, что ли? Знаю, отвечает. И купаться убежала…