— Фишер осматривает побережье и ловит своих попугаев. Как бы его снова не скрутила лихорадка. Он и так бредит наяву. И как только этот самый Миклухо-Маклай жил здесь?

Из глубины рощи на поляну, где стоит хижина, группа солдат вытягивает на руках полевую пушку. Солдаты поют, ухают в такт работы.

— Какая-то скелетная мастерская. — Немец в шлеме сбрасывает со стола кости и кладет на стол толстую папку.

Видна подпись на папке: «Н. Н. Миклухо-Маклай. Новая Гвинея — Австралия».

Немец в шлеме просматривает груду рисунков, развертывает чертежи, раскрывает тетради и с немецкой методичностью делает какие-то пометки на углах бумаг.

— Молодец Гушке!— говорит он. — Все это надо будет переводить Фишеру, как знатоку русского языка. Ого! Сразу видно, что ценная вещь!

Он расстилает на столе карту Архипелага Довольных Людей, которую когда-то рассматривал Маклай вместе с Каином.

Солдаты выкатили пушку на поляну и теперь отдыхают, раскуривая огромные расписные фарфоровые трубки.

— Надо бы почистить мелом «Лумбахскую деву», — говорит немец в шлеме и, замечая недоуменный взгляд собеседника, объясняет: — Этот толстый выродок Берхгаузен из Мюнхена умолил Ново-Гвинейскую компанию назвать пушку именем его дурацкой девы. Из этой старушки мы когда-то били по Парижу. Смех вспомнить: один снаряд попал прямо в музей Кювье!

Бумаги мелькают в руках немца в шлеме.

— Вот они, голубчики! — немец в шлеме откладывает в сторону карандашные портреты папуасов. — Туй… Каин… Саул. Господин начальник полиции Новой Гвинеи, — обращается он к офицеру, — это по вашей части, для розыскных дел.

— Какие зверские лица! — говорит тот, взглянув на портреты. — Насколько мудра уголовная антропология, наука о преступнике.

Появляется Оттон Фишер. Он без шапки, очень бледен.

— Господа, — говорит он возбужденно. — Мы вошли в историю. Древние видели в этих девственных вершинах могучие венцы страны Офир! Сюда приходили корабли Соломона за золотом, черным деревом, жемчугом. Еще в Бремене, в юности, я…

— Примите хины, — перебивает его немец в шлеме. — Кому верить? Страна Офир… ваш доктор Петерс поет то же самое про Африку. У нас в Готтентотской инфантерии Петерсу даже кличку дали — «Золотой миф». А на деле — кровавый понос, дареные страусы и… — он показывает рукой на несколько свежих могил, увенчанных пальмовыми крестами. На каждом кресте — шапка, военный картуз, каска, матросский головной убор.

Из гор долетает тревожный грохот деревянных папуасских барабанов.

— Ваша милость! — огромный полицейский поднимается из кустов. — Извольте взглянуть, что я здесь нашел. Теперь понятно, почему мне было жестко лежать. Но германский солдат…

Фишер и двое его собеседников разглядывают и расчищают, сначала руками, надпись на большой металлической доске, заросшей травой.

— Позвольте, я! — немец в шлеме ногой, обутой в сапог с шипами, расчищает буквы на доске. Скрежет металла.

Одна за другой проступают буквы «Н. Н. М…» и так далее.

Постепенно надпись выступает вся:

«Н. Н. Миклухо-Маклай. Берег Маклая. Новая Гвинея 1871–1872 гг.».

Фишер вздрагивает, глядя на доску.

— Все следы русской культуры в Новой Гвинее подлежат безусловному уничтожению, — говорит немец в шлеме. — Секретный циркуляр А-25… Гушке!

— Я, ваша милость, — Гушке подходит к начальнику.

— Придумайте, как уничтожить это. Хотя… вы хотели делать плиту на походной кухне? Я совсем забыл, что вы еще и повар. Вот что значит брать в повара солдат… Вы нас кормите такой гадостью.

Фишер и немец в шлеме идут мимо немецкого кладбища.

— Что с вами, Фишер? Вам дать хины?

— Я хотел бы вернуться в Бремен к своей матери с чистыми руками, — несвязно говорит Фишер. — Я кабинетный ученый…

— У всех у нас матери, — говорит немец в шлеме. — Гушке, есть у вас мать?

— Так точно! «Каролина Гушке. Кегельбан с подачей пива. Военным и чинам полиции — скидка. Ганновер, площадь Эрнста-Августа, 2/5», — громко рапортует Гушке.

— Что сказала вам ваша матушка, расставаясь с вами?

— Она благословила меня и сказала: Фридрих, убей какого-нибудь грязного дикаря с жемчужиной и привези ее своей бедной старой маме, — выпучив глаза, докладывает солдат.

— Вот это — истинно немецкая мать, мать викинга, — заключает немец в шлеме.

Он набрасывается на Фишера:

— Вы что, солнечный удар хотите получить? Накройте немедленно голову.

Фишер растерянно оглядывается кругом.

Он берет первый попавшийся на глаза головной убор с ближайшего креста.

Это — каска немецкого полицейского.