– Я обязан излагать все возможные версии случившегося, – возразил Дронго, – в этом и состоит моя профессия. Я должен проверить все возможные варианты. Найдя письмо, мы убедились, что она вас любит. Но это письмо, с одной стороны, очень хорошо характеризует Наташу, а с другой – очень сильно свидетельствует против нее.

– Почему? – крикнул Горбовский.

– Не кричите, – строго попросил Дронго, – если это она бросила конверт, то логично, что, получив сегодня деньги, она завтра уволится. Такой вариант тоже возможен.

– Господи, – схватился за голову Роман Андреевич, – я сойду с ума. Кто из моих близких видел мою стычку с Виктором? Кто? Я ничего не знаю. Кто взял фотографии? Чьи глаза за мной следили? Матери, жены, сына, брата, любовницы? Чьи? Вы знаете, была такая легенда о горгоне, которая превращала в камень все, на что она смотрела. Вот мне кажется, что кто-то пытается превратить в камень мою душу. Как будто взгляд горгоны ожег меня изнутри. Что мне делать? Я готов отдать свой миллион только для того, чтобы узнать, кто именно присылает мне эти конверты. Только за одно это.

– До пяти часов утра у нас еще есть время, – возразил Дронго, – и если вы будете так переживать, вы не сможете принимать обдуманные решения. Деньги у вас собраны?

– Да.

– Где они?

– В моем сейфе. Сейф находится в кабинете.

– Вы никому не говорили о деньгах в вашем сейфе?

– Ни одному человеку. Сам привез и сам спрятал деньги вчера после работы. Даже Саша об этом не знает, – показал он на своего личного телохранителя.

– Очень хорошо, – одобрил его Дронго. Он хотел немного успокоить несчастного.

– Теперь давайте дальше. Что у вас рядом с северной стеной? Там есть выход с дачи?

– Нет. Там проходит дорога в поселок. Чтобы оказаться на этой дороге, нужно выйти через наши ворота и обежать половину дачи. На это потребуется минут десять.

– Значит, человек, который предложил перебросить чемодан с деньгами именно через северную стену, знает об этом, – удовлетворенно заметил Дронго.

– Конечно, знает, – кивнул Горбовский, – мне это сразу стало ясно, как только прочел письмо.

– Еще один важный вопрос. Кто у вас дома получает журнал «Лица»? Или вы его для кого-то покупаете?

– Какой журнал? – переспросил Роман Андреевич.

– «Лица», – пояснил Дронго, – может, вы его покупали для кого-нибудь?

– Да, – кивнул Горбовский. Его лицо скривилось, словно от боли, – я его покупал несколько дней назад, – сообщил он, – для моей матери.

Саша едва не свалился со стула. Дронго покачал головой.

– Если она любит читать этот журнал, то совсем не обязательно, чтобы она была той самой «горгоной».

– Я купил его матери, – снова повторил Горбовский.

– Правильно сделали, – кивнул Дронго. – Но этот журнал у нее могли забрать. Нам нужно выяснить, кто именно взял этот журнал.

– Я к ней поднимусь, – кивнул Горбовский, – и мы наконец все узнаем.

– Только с одним условием. Вы не будете так нервничать. Я понимаю, что это невозможно, но нужно постараться взять себя в руки. В конце концов вы потеряете и деньги, и собственное здоровье.

Горбовский тяжело вздохнул, но не стал возражать. Он попросил Сашу отключить камеру и перемотать пленку. Потом взял записку Наташи и другое письмо, в конверте, положил их все в свой внутренний карман. Затем провел рукой по лицу и поднялся, готовый пройти на второй этаж.

– Может, мне пойти с вами? – предложил Дронго. – Будет лучше, если мы отправимся вместе. Я могу обратить внимание на детали, которые ускользнут от вашего внимания.

– Вы правы, – кивнул Горбовский. – Саша, – обратился он к своему охраннику, – позвони дежурному у ворот и предупреди, чтобы сегодня не спал. Скажи, что мы тоже не будем сегодня спать.

– Хорошо, – кивнул Саша, – я пойду и сам все проверю.

Горбовский и Дронго прошли к лестнице, поднялись на второй этаж. Вскоре Роман Андреевич уже стучал в двери комнаты своей матери.

– Кто там? – раздался голос Риммы Алексеевны.

– Мама, это я, – ответил Горбовский, – со мной господин Дронго. Мы хотим к тебе зайти.

– Ты, как обычно, нашел удивительно подходящее время, – сообщила мать, – уже двенадцатый час ночи. Ну хорошо, подожди минуту, я сейчас оденусь. Хорошо еще, что я не спала. – Она хотя и ворчала, но, чувствовалось, ей приятно, что сын пришел к ней поздно ночью вместе со своим другом. Больше всего на свете эта гордая женщина хотела быть полезной своим детям. Более всего она нуждалась в обычном человеческом разговоре, когда сыновья приходили к ней за советом. Как часто повзрослевшие дети не понимают таких элементарных вещей. И как страшно потом они мучаются, лишившись возможности такой беседы и разговаривая с родителями только в своих снах.